- Ты думаешь, что остальные рыбаки получат больше, распевая хвалебные оды на суше у костра? Уж кто как не мы платит дань уважения сегодня, сойдя на воду, вместо того чтобы танцевать у огня как костлявые девицы. Море никогда не будет чтить их больше нас. Его соль течет в наших жилах вместе с кровью.
Улыбка Глена погасла, превратившись в кособокую гримасу. Лахлан снова принялся за свое - ничем не лучше Килана. Да, море всегда было к ним благосклонно, но то была простая удача, и, если Лахлан продолжит ей злоупотреблять, ему уж точно не дожить до следующего latha leth an t-samhraidh, летнего солнцестояния. Впрочем, Глен был против не перенять роль главы семьи, уж он бы справился не хуже.
Килан же поджал губы и твердо кивнул, ругая себя за то, что поддался грызущим душу сомнениям. Как сыновьям моря им не нужны были ни клятвы, ни обеты.
Глен же, как всегда, упрямо не верил. Килан мог по глазах прочесть, что он думает. Однако стоило им оказаться в открытом море, как Глен с радостью пользовался даром Килана говорить по-тюленьи. – Зови, зови их к лодке, - с горящими глазами шептал он.
И в такие дни Килану только оставалось радоваться, что тюлений язык знает лишь он один, иначе бы ròin уже давно перевелись в здешних водах. И ведь несколько раз он пытался предупреждать их об опасности пронзительными отчаянными вскриками, но Глен быстро смекал что к чему и грозился выбросить Килана за борт и оставить на корм рыбам. И ведь если не ослушаться, именно так Глен бы и поступил, а ведь плавал Килан как самый обычный человек и до берега сам уж точно бы не добрался. Потому и приходилось терпеть и скрепя сердце звать тюленей на верную смерть. Не будь Килан так уверен, что его мать была одной из них, смог бы жить как простой охотник, без совести, но, хоть братья и утверждали, что мама умерла, когда он был шибко мал, и ничего помнить не мог, Килан помнил. Помнил ее большие черные глаза цвета моря.
Вскоре ход лодки замедлился, и Килан услышал нетерпеливый шепот Глена:
- Думаешь, они на берегу? Брось, Лахлан, сейчас самое время для кормежки в море.
- Тихо, - отрезал Лахлан. - Мы ждем, когда выйдет луна.
Килан неохотно открыл глаза и увидел впереди очертания голого безжизненного островка, хорошо знакомого ему за столько лет. Druim an ròin, Тюленья Спина. Во времена прилива он полностью погружался под воду, но гребни остроносых скал, обступающих остров со всех сторон, оставались на поверхности, и именно на них так любили нежиться на солнце тюлени. Лампу погасили еще на подходе к острову, и теперь Лахлан направлял лодку по памяти, все также уверенно и резво. Медленно куррах подступал все ближе, и, всматриваясь в тонкую серую тьму, Килан был уверен, что очертания острова и его окрестностей нисколько не изменились: не виднелось ни округлых голов с топорщащимися усами, ни гладких пятнистых тел, блестящих в мутном отблеске звезд. Прибив куррах к одной из скал, Лахлан замер и приложил палец к губам. Глен переводил свои темные хищные глаза то на него, то на берег, едва сдерживаясь от нетерпения.
Вначале ночь была тихой, и лишь только рокот моря нарушал царящее безмолвие, но вскоре среди серых скал завилась тягучей нитью странная песня, будто бы сплетенная из кружева морской пены. Хор стройных голосов разлился по берегу, звуча чужеродной, волшебной музыкой.
И когда луна вышла из облаков, оросив молочным светом тончайшую полоску белого пляжа, глазам братьев неожиданно предстали прекрасные девы, танцующие в кругу. Совершенно нагие, их кожа все еще блестящая от морских брызг, густые черные волосы прилипли к плечам, застыв неподвижно, словно морские водоросли, выброшенные на берег. Их танец, изящный и плавный, вторил волнам, накатывающим на песок, и так походил на полет рыб под водой, уходящих от сети рыбака...
Сердце Килана ухнуло куда-то вниз. Он знал, готов был поклясться, что их глаза - те самые черные бездонные глаза цвета моря в штормовую ночь.
Глен нахмурился, не понимая, а Лахлан уже выскользнул из лодки и ловко и неслышно пробирался среди скал, ближе к пляжу. Даже при тусклом свете луны он ни разу не поскользнулся, ведь уже столько раз сходил на эти камни, чтобы разделать туши убитых тюленей.
Килан и Глен выбрались следом и тихо последовали за Лахланом по скалистому скользкому берегу. То и дело бросая взгляды на столь уязвимых под лунным светом дев, Килан никак не мог избавиться от плохого предчувствия.
Взявшись за руки, они кружились в беззаботном хороводе, лишь отдаленно напоминая деревенских девушек, что сейчас резвились у костров далеко отсюда. В их сильных голосах, вторящих ветру, сквозило веселье и смех, свобода и легкость. И даже из тени прибрежных скал, откуда наблюдали братья, такие недосягаемые и далекие, они казались существами из другого моря, существами неземной красоты, от которых невозможно было отвести глаз.