Но на его лице, сегодня таком же суровом и холодном, как и всегда, не проглядывало ни тени улыбки. В одиночку Лахлан греб к берегу, не сводя глаз со своей морской девы, в то время как Глен с улыбкой касался лица той, что принадлежала ему, что-то шепча ей на ухо. А та, как и простые девушки из деревни, расцвела от одного лишь его взгляда - улыбалась, тихо смеялась и что-то нежно бормотала на своем морском говоре. Невольно Килан прислушивался, но разобрал в ее ласковом шепоте лишь певучий рокот волн. Как же ему хотелось слушать эти волшебные звуки снова и снова...
Но его дева молчала, глядя даже не на море, а на днище лодки, покоробленное временем. Потому Килан наклонился и шепнул:
- Пожалуйста, поделись со мной своим именем.
Медленно дева подняла голову, внимательно всмотрелась в его лицо и затем выдохнула одно лишь слово:
- Селки.
А потом, взглянув на своих сестер, прошептала:
- Так нас зовут на Оркнейских островах, откуда мы родом.
Килан робко улыбнулся.
- Но мне нужно твое настоящее имя.
Селки покачала головой.
- У нас нет имен. Там, в море, они нам не нужны.
5. СЕЛКИ
СЕЛКИ
Позади оставалось море, родные островки, родные течения и заливы, а впереди – новый огромный мир, встречающий их заревом костров, громкой музыкой и танцами. Дышащий сотнями неизведанных запахов, терпких, горьких, сладких, кислых. И самый любимый запах, запах рыбы оседал и на этих берегах. Все было так, как она помнила.
Селки прятала взгляд от остальных сестер, не смотрела ни на старшую, которой было больно ступать по земле, что теперь будет им домом, ни на младшую, что, даже завернутая в теплую курчавую шкуру, дрожала на ночном ветру. Ведь в ее глазах таилась радость. Она не могла наглядеться на свои красивые руки, на тонкие пальцы, столь проворные и гибкие, на длинные ноги, на мягкую белую кожу.
А теперь, стоило ей преодолеть тонкую полоску песка и гальки и коснуться босыми ступнями травы, как тут же захотелось пуститься в пляс. Побежать, щекоча нежные подошвы ног о зеленые стебли, закружиться в танце, затеряться в празднующей толпе и больше никогда не бояться, не голодать, не бороться за свою хрупкую жизнь в морских глубинах.
Но вместо этого селки подала руку своему мужу, среднему брату, и нежно прошептала, готовая следовать за ним:
- Я знала, что ты вернешься за мной...
А он в ответ загадочно улыбнулся ей и сощурил свои красивые человечьи глаза.
6
И вот куррах причалил к берегу, к берегу, где горели костры, и веселились люди, и играла музыка, незнакомая морским девам. Но братья не повели их на праздник, а обогнули залитую светом machair, направившись прямиком к taigh-dubh – старой черной хижине, стоявшей поодаль, у самых прибрежных скал, о которые разбивались в белую пену волны. Незаметно для веселящихся соседей, они провели своих морских жен по песчаному пляжу и крепко затворили за собою двери. А ночное море охотно проглотило их следы, скрыв от любопытных глаз.
7. СЕЛКИ
СЕЛКИ
В людской хижине было мало воздуха, ни ветра, ни холода не проникало внутрь. Густое тепло исходило от толстых каменных стен, но то были не мокрые прибрежные камни, впитавшие солнце, и потому их тепло не грело, а душило. Сотни запахов забивались в рот, запертые изнутри в четырех стенах. Ароматы рыбы, сушеной, копченой, сырой, щекотали нос, а за ними следовали запахи прелой земли и горелого торфа, застывшего на потолке черной жижей. Потому и было изнутри черным-черно, как в самую глухую ночь, перед которой теперь селки была слепа и беспомощна. Однако не от этого волоски на затылке вставали дыбом. Старой кровью и кислым страхом пахло по углам - но только лишь для тех, кто знал и был начеку.
Селки все смотрела по сторонам, ища страшные острые палки и тугие кусачие веревки, но те были надежно спрятаны от чужих глаз. Должно быть, в тяжелых сундуках и плетенных корзинах, сложенных друг на друга подле широкой деревянной скамьи. Посуда в кухонном шкафу тоже была сделана из дерева – когда-то оно плавало по волнам так же, как селки, пока однажды не прибилось к берегу. За старыми, потрепанными занавесками прятались в темноте кровати-ящики, обитые тканью, – в маленьких нишах, подобных гротам в скалах. В таких было хорошо хорониться, но только, когда вода стояла высоко. Осторожно селки протянула руку. Мягкие, словно устланные пухом птичьи гнезда... Быть может, там будет так же спокойно, как в собственной шкурке. Как и в овечьей шерсти, в которую ее завернули, стоило только ступить в лодку.