Ребенок меж тем рос себе да рос, прибавляя если не в добронравии, то, во всяком случае, в весе. Две вещи крайне огорчали его родителей: его зеленый цвет и хвостовой отросток, который поначалу казался лишь удлинением копчика, но мало-помалу становился самым настоящим хвостом.
Обратились за советом к ученым; те заявили, что хирургическим путем удалить его невозможно, поскольку это угрожает жизни ребенка. Еще они добавили, что случай этот довольно редкий, но что примеры подобного явления отмечены у Геродота и Плиния Младшего[254]. В ту пору никто еще не предвидел теории Фурье.
Что касается окраски, то ее приписали избытку желчи в организме. И было испробовано великое множество всяких средств и снадобий, дабы хоть немного смягчить слишком уж пронзительно-зеленый цвет кожи маленького чудовища, и путем всяческих втираний и омовений порой удавалось доводить его то до бутылочного, то до светло-зеленого, а то и до желтоватого. Случалось даже, что кожа становилась почти совсем белой, но к вечеру она принимала свой обычный вид.
Маленькое чудовище причиняло своим родителям беспрерывные огорчения, становясь что ни день все более ехидным, упрямым и злобным.
Печаль, которую испытывали по этому поводу сержант и белошвейка, была столь велика, что, будучи не в силах ей противиться, они постепенно поддались пороку, весьма распространенному среди людей этого сословия, — они начали пить.
Но при этом сержант никогда не желал пить никакого вина, кроме как из бутылок с красной головкой, а его супруга пила вино только из бутылок с зеленой.
И каждый раз, когда сержант допивался до бесчувствия, во сне ему являлась та окровавленная женщина, чье появление так испугало его тогда в погребе, после того как он разбил бутылку.
И женщина эта говорила ему: «О, зачем прижимал ты меня к своему, сердцу, а потом убил… А я так тебя любила!»
И каждый раз, когда жена сержанта слишком долго прикладывалась к бутылке с зеленой головкой, во сне ей являлся огромнейший бес самого отталкивающего вида. И бес говорил ей: «Ты удивляешься, что я пришел к тебе? Разве не пила ты из той бутылки?.. Разве не я отец твоего ребенка?»
О, неразгаданная тайна!
Дожив до тринадцати лет, ребенок исчез.
Безутешные родители продолжали пьянствовать. Однако страшные видения, что тревожили до того их сон, никогда больше не повторялись.
IV
Мораль
Так был наказан сержант за богохульство, а белошвейка — за расчетливость.
V
Что случилось с зеленым чудовищем
Этого никто никогда не узнал.
Королева рыб
Впервые вышла в «Le National» 29 декабря 1850 г. без заглавия. Вошла в сборник «Сказки и шуточные истории» 1853 г. Включена также в «Песни и легенды Валуа» (в кн. «Дочери огня»).
В провинции Валуа среди виллер-котретских лесов жили-были мальчик и девочка, и они то и дело встречались на берегах окрестных речушек, потому что мальчика прогонял туда собирать хворост его дядя-дровосек по прозвищу Дуболом, а девочку посылали мать с отцом ловить небольших угрей: в пору мелководья их удавалось кое-как разглядеть на илистом дне. Ну а на худой конец ей велено было вытаскивать из-под камней раков, которые в иных местах там кишмя кишат.
Бедняжка часами простаивала в воде, согнувшись в три погибели, и все равно она так сострадала мучениям живых тварей, что, поглядев, как извиваются вытащенные из воды рыбы, чаще всего бросала их назад в речку и приносила домой одних раков, потому что раки, случалось, до крови прокусывали ей пальцы, и девочка не очень их жалела.
А мальчику, таскавшему вязанки хвороста и охапки вереска, нередко доставалось от Дуболома — то он хворосту принес недостаточно, то заболтался с маленькой рыбачкой.
Но был такой особенный день в неделе, когда мальчик с девочкой не встречались. Что же это был за день? Да тот самый, разумеется, когда фея Мелузина превращается в рыбу[255], а королевны из Эдды становятся лебедями[256].
И вот назавтра после такого дня маленький дровосек сказал рыбачке:
— А ты помнишь, я видел вчера, как ты плыла по реке Шальпон и за тобой вся твоя свита — все речные рыбы… даже карпы, даже щуки! И сама ты была очень красивая рыба — красная-красная, а на боках сверкали золотые чешуйки!
— Как же мне не помнить, — сказала девочка, — ведь и я тебя видела, ты стоял на берегу и был похож на каменный дуб с золотыми ветками на вершине, и все лесные деревья приветствовали тебя, склоняясь до земли.
254
255
256