Выбрать главу

Сыщик промямлил что-то в ответ и тут же дал стрекача, притворившись, будто не понимает моей скверной немецкой речи.

Чтобы ты не удивлялся, открою тебе, что некий мой друг, журналист, дал мне превосходное рекомендательное письмо к одному из начальников венской полиции. Я собирался воспользоваться им только в случае серьезной необходимости. И вот на следующий день я отправился в полицейское управление.

Принят я был там превосходно: господин, о котором идет речь и чье имя барон фон Ц., некогда лирический поэт, член Тугендбунда[288] и тайных обществ ныне, войдя в возраст и распростившись с безумствами молодости, остепенился и пошел служить в полицию. Немало немецких поэтов оказались в таком положении. К тому же есть в венской полиции даже нечто патриархальное, и это лучше, чем где-либо, объясняет подобного рода превращения.

Мы побеседовали о литературе, и господин фон Ц., убедившись в моей благонамеренности, понемногу стал удостаивать меня некоторой откровенности.

— Знаете, — сказал он мне, — ваши приключения доставляют мне истинное удовольствие.

— Какие приключения?

— А те, о которых вы так мило рассказываете вашему другу в письмах, отправляемых здешней почтой в Париж.

— Вот как! Вы все это читаете?

— О, можете не беспокоиться; в том, что вы пишете, нет ничего, что бы вас скомпрометировало. Больше того, наше правительство весьма благоволит к тем иностранцам, которые не только не занимаются каким-либо подстрекательством, а напротив, в полной мере пользуются всеми удовольствиями, какие предоставляет им славный город Вена.

Открытие это ничуть меня не удивило. Я превосходно знал, что не только в Австрии, но и в большинстве немецких стран все письма проходят через «черный кабинет». Я обратил все это в шутку; мне даже удалось еще больше войти в доверие к господину фон Ц., и кто знает, быть может, он еще и сам подскажет мне немало предметов наблюдения — разве не являемся и мы, сочинители, агентами своего рода моральной полиции?

Он проникся ко мне таким доверием, что предложил запросто заходить к нему в любое время просматривать оппозиционные газеты, поскольку полиция — самое свободное место во всей империи… Здесь без опаски можно говорить обо всем.

14 января[289]. Вчера барон фон Ц. призвал меня к себе и сказал: «хотите поразвлечься? Прочтите-ка это письмо». Я был крайне удивлен, обнаружив, что адресовано оно в Перигор моему дядюшке и что это копия письма моего кузена Анри, дипломата, несколько дней тому назад покинувшего Вену.

Вот оно, это послание.

«Дорогой дядюшка!

С той минуты, как господин министр иностранных дел, вследствие вашей убедительной рекомендации, соблаговолил открыть мне путь на дипломатическое поприще, направив на службу при шведском посольстве, для меня, можно сказать, занялась новая заря! Мой разум, развившийся под воздействием ваших советов, ныне жаждет деятельности в сфере, где некогда вы одерживали столь блестящие победы. Хотя, согласно этим советам, я должен до поры до времени лишь разборчиво писать те депеши, записки, меморандумы, протоколы и проч., с которых мне поручено будет снимать копии, давать справки и официальные свидетельства в отсутствие хранителя печати, резюмировать доклады, а главным образом заклеивать конверты и накладывать восковые печати необходимой формы, я чувствую, что не всегда буду заниматься этими начатками дипломатического искусства, которыми, разумеется, не следует пренебрегать, но которые, словно густой вуалью, прикрывают глубокие политические тайны, быть причастным к которым я страстно желаю.

И поскольку вы позволили мне посылать на ваш суд со всеми возможными предосторожностями мои собственные наблюдения, пользуюсь специальным курьером, чтобы отправить вам это письмо, которое, таким образом, не будет прочитано на почте, как это может случиться с теми, которые я буду отправлять вам обычным путем во время своего путешествия.

Должно быть, вы немало удивитесь, получив это письмо из Вены, столицы Австрии, между тем как я должен был, как вы знаете, отправиться в холодную Швецию. Я и сам все еще этому удивляюсь и могу объяснить то, что со мной случилось, лишь внезапно возникшими новыми осложнениями в восточном вопросе.

Ровно неделю тому назад я собрался распрощаться со своими начальниками, дабы в тот же вечер отправиться к месту своего назначения; решил я ехать посуху, ввиду того что время года уже позднее, и рассчитывал сначала прямиком отправиться во Франкфурт, затем в Гамбург с недолгими остановками в каждом из этих городов, а затем уже из Гамбурга отплыть в Стокгольм. Я доскональнейшим образом изучил карту, ожидая аудиенции у министра, но последний перевернул все мои планы. В тот вечер его превосходительство был явно чем-то озабочен, меня он принял второпях, не сразу, после долгого ожидания. «А, это вы, господин де Н.? Как ваш дядюшка? Попрежнему в добром здравии?» — «Да, господин министр, хотя он немного недомогает… вернее, считает себя нездоровым». — «Какой это превосходный ум, сударь! Вот таких-то людей нам теперь и нужно; он именно из тех, кого имел в виду Бонапарт, когда сказал: «Надо создать новое поколение». И он его создал. Но теперь оно исчезает, как и все остальное…» Я только было собрался ответить, что мне, надеюсь, удастся быть вашим последователем во всем, как вошел начальник кабинета: «Ни одного курьера! — сказал он министру. — Тот, что прибыл из Испании, заболел; другие — кто уехал, а кто еще не приехал. Дороги ужасны!» — «Ну что ж, — сказал министр, вот у нас есть еще господин де Н. Дайте эти письма ему; надо же, чтобы атташе приносил когда-нибудь пользу». — «Можете вы отправиться сегодня же?» — спросил меня начальник кабинета. — «Я рассчитывал ехать нынче вечером». — «Какой дорогой вы собирались ехать?» — «Через Трир и Франкфурт». — «Ну так вам придется отвезти это письмо в Вену». — «Это немного не по пути, — добродушно сказал министр, — но зато вы повидаете Германию, это будет вам полезно… Есть у вас дорожная карета?» — «Да, господин министр». — «Вам понадобится на это шесть дней». — «Может быть, шесть с половиной, из-за половодья», — заметил секретарь. «Словом, нынче у нас четверг, значит, в следующий четверг господин Н. будет уже там». Таковы были напутственные слова министра, и в тот же вечер я пустился в путь.

вернуться

288

…барон фон Ц. … член Тугендбунда… — Под этим инициалом скрывается, скорее всего, Цедлиц. Тугендбунд (букв.: союз добродетели) — общество (1808–1810), возникшее в Пруссии с целью подъема патриотического духа в период наполеоновской оккупации. Вскоре было официально распущено правительством из страха перед ростом оппозиционных настроений. Продолжало существовать в форме тайных обществ.

вернуться

289

14 января. — Весь этот отрывок до слов: «Вена на мой взгляд…» публиковался под названием «Письмо дядюшке» в «Revue de Paris» 1 марта 1841 г. (вместе с вводным абзацем в «La Silhouette» 21 и 28 января 1849 г.). Из окончательного текста «Путешествия по Востоку» был исключен.