Можете представить, как обрадовался я, дорогой дядюшка, что мне доверено государственное послание! И как благодарен я вам за то, что вы посоветовали мне купить эту дорожную карету, которая тетушке показалась слишком дорогой! «Атташе без дорожной кареты, — сказали вы мне тогда, — подобен улитке без раковины» (помнится, вы употребили именно это сравнение). Сравнение это кажется мне весьма точным, если не считать вопроса о скорости передвижения, которая упомянутому животному отнюдь не свойственна.
Я сам люблю пошутить и в свое время отдал дань всякого рода шалостям, свойственным юности. Однако теперь я весьма серьезно думаю о своей карьере и весьма озабочен своим будущим, неуклонно следуя в этом вашим добрым советам. К сожалению, отнюдь не все молодые люди разделяют мои мысли на этот счет. Догадайтесь, кого я встретил в Мюнхене за табльдотом в гостинице «Англия»? Меня громогласно окликают с другого конца стола, я оборачиваюсь и не верю своим глазам… Но нет, это действительно был мой кузен Фриц, выехавший из Парижа неделей раньше меня с намерением навестить вас в вашем перигорском поместье.
Вы понимаете, дядюшка, что эта мысль пришла в голову отнюдь не ему, а его батюшке, который всегда воображал, будто я ласкаюсь к вам в ущерб моему кузену. Вам-то, благодарение богу, известно, что я никогда и слова о нем не сказал дурного; что же до того, что он пренебрегает всякими разумными занятиями или, во всяком случае, предается множеству самых пустых дел, что он промотал все состояние своей матери и треть нашего поместья в М., что он ездит по белу свету, демонстрируя свои артистические вкусы, свои претензии на остроумие, свои сумасбродные увлечения и тысячи причуд, оскорбляющие все общепринятые понятия, то вы знаете, дядюшка; до всего этого мне весьма мало дела. И однако признаюсь, что мне не доставляет ни малейшего удовольствия встречаться с этим вертопрахом в высших кругах, куда призывает меня мое нынешнее положение.
Пока еще об этом нет и речи, мы еще только встретились за табльдотом в Мюнхене. И почему только не велел я себе принести обед прямо в мои комнаты — сам не знаю! Это избавило бы меня от этой встречи. Всякий раз, когда поступаешь не так, как то подобает безукоризненно воспитанному человеку, неизбежно в этом раскаиваешься — таково одно из преподанных мне вами жизненных правил; никогда более не стану я пренебрегать им. Итак, между нами на расстоянии завязывается разговор, и вы сами понимаете, что отвечаю я, со своей стороны, крайне односложно. За столом были одни англичане да немцы, однако они прекрасно нас понимали. И вот он начинает высмеивать, да еще обычным своим язвительным тоном, который вы хорошо помните, мое новое положение дипломата, спрашивает, что я везу — войну или мир, и другие подобные же глупости. Я знаками стараюсь дать ему понять, что неосторожно вести подобные разговоры, и действительно, как мне стало потом известно, за табльдотом находился один прусский шпион и один английский; меня, несмотря на мое звание атташе, приняли за шпиона французского. Немцы не понимают или не хотят поверить, что наше правительство никогда не станет прибегать к подобным средствам, что мы в своей политике действуем всегда честно или в соответствии с дипломатическим соглашением.