По пути у него произошла какая-то стычка с напавшим на него человеком, и граф ранил его. Эта несчастная случайность заставила его вновь принять монашество. Увлекшись учением Сен-Поля[42], он отдал свою одежду какому-то бедняку, вслед за тем основал в Руане братство или семинарию и стал во главе этого братства под именем Мертвец. Имя это он рассматривал как символ забвения житейских горестей и жажды вечного покоя.
Между тем в беседах своих с учениками он выказывал такое красноречие — возможно, сие явилось следствием долгого воздержания от речей во время пребывания у траппистов, — что на него вскоре обратили внимание иезуиты и пожелали заполучить его к себе; однако он побоялся, как бы его не заставили «слишком близко соприкасаться с мирской суетой».
Глава вторая
ФОР-ЛЕВЕК
Таковы предшествующие обстоятельства, которых было бы уже вполне достаточно, чтобы поставить их в вину аббату графу де Бюкуа, если бы, благодаря случайности, его не спутали с аббатом де Бурли, весьма сильно скомпрометировавшим себя во время восстания в Севеннах.
Положение аббата де Бюкуа более всего осложнялось тем, что в карете его «обнаружены были книги, в которых речь шла о переворотах, а кроме того, маска и множество маленьких сверл» и еще какие-то дощечки, покрытые тайными знаками.
Его стали допрашивать; он сумел оправдаться, и дело его совсем было уже начало принимать благоприятный оборот, но тут, соскучившись в тюрьме, он задумал бежать из нее и вовлек в это предприятие всех подпольных торговцев солью, что сидели вместе с ним в сансской тюрьме, а вместе с ними еще и других лиц, которых арестовали по различным довольно безобидным поводам и хотели понудить завербоваться в полк графа де Тонер. В те времена такая своеобразная вербовка производилась на больших дорогах, поставляя Людовику XIV солдат для его войн.
Однако из этих планов ровно ничего не получилось. Последнюю надежду аббат де Бюкуа возлагал еще на дочку тюремщика, которую вздумал уговорить содействовать их побегу. Но в два часа пополуночи к нему в камеру вошли, весьма учтиво надели ему на руки и на ноги кандалы, после чего засунули его в носилки, за которыми следовал эскорт в двенадцать стражников.
Когда добрались до Монтеро, аббат предложил стражникам вместе с ним пообедать, и хотя они смотрели за ним в оба, ему все же удалось выбросить некоторые компрометирующие бумаги. Стражники на это не обратили внимания, однако вечером, за ужином, балагуря, заявили, что ему-де от них не уйти.
Аббата уложили в кровать, цепью прикрепив его за ногу к одному из столбиков, на которых держится балдахин. Стражники легли спать в прихожей. Дождавшись, пока они заснут, аббат де Бюкуа, с трудом приподняв балдахин, снял цепь со столбика, вокруг которого она была намотана. Сделав это, он стал потихоньку пробираться к окошку, но ненароком задел за башмак одного из спящих стражников, который проснулся, вскочил и поднял тревогу.
Покрепче связав его, стражники сунули аббата в почтовую карету, идущую из Санса, и доставили его в Париж, в гостиницу «Серебряный ключ», что на улице Мортеллери. Нисколько не держа на них зла, аббат и здесь угостил их обедом.
Уж теперь с него действительно не спускали глаз, и он под охраной двух полицейских был доставлен в Фор-Левек, который находился на набережной Лувра.
В Фор-Левеке аббат де Бюкуа оставался целую неделю, не подвергаясь никакому допросу. Ему предоставлена была возможность беспрепятственно гулять по тюремному двору; во время прогулки он не переставал ломать себе голову, каким способом ему отсюда выбраться.
Он успел заметить, пока его вводили в здание тюрьмы, что фасад этого здания весь состоит из ряда окон, расположенных ярусами до самой крыши, и что решетки, которыми они забраны, образуют как бы сплошную лестницу, прерываемую лишь интервалами между этажами.
После допроса, в ходе которого ему удалось доказать, что он вовсе не аббат де Бурли, а аббат де Бюкуа и что хоть он в речах своих и в самом деле позволял себе некоторые вольные выражения, «личность его тем не менее может быть удостоверена весьма уважаемыми особами», за ним стали следить не столь бдительно и позволили ему гулять по тюремным коридорам.
Поскольку у него оставалось еще несколько луидоров, тюремный смотритель позволял ему по вечерам подниматься в самый верхний коридор, якобы подышать воздухом, что, по утверждению аббата, было ему совершенно необходимо для здоровья. Днем он тайком развлекался тем, что плел веревки, используя для этого свои простыни и полотенца. Наконец однажды ему повезло: он так долго стоял в тот вечер в верхнем коридоре, будто бы погруженный в глубокое раздумье, что тюремщик позабыл отвести его обратно в камеру, и он там остался один.
42