Первым спустился аббат де Бюкуа; они заранее условились, что он будет следить за движением караульных и сообщит товарищам, дернув за веревку, следует ли тем спускаться или нужно еще повременить. Однако прошло более двух часов, а он все ждал, притаившись в высокой траве: несмотря на данный им сигнал, никто не спускался.
А задержались эти бедняги, как оказалось впоследствии, потому что одному из них из-за его тучности никак не просунуться было в брешь, проделанную в решетке, и они тщетно старались ее расширить.
Двое из них наконец все же спустились и сообщили аббату де Бюкуа, что Гранвиль решил пожертвовать собой ради других, сказав: «Пусть уж лучше погибнет один».
Более всего аббата беспокоил вопрос о караульных; он предложил расправиться с ними, ибо их хождение взад и вперед мешало ему осуществить свое намерение перебраться через контрэскарп со стороны улицы СентАнтуан. Остальные были с ним не согласны: они предлагали бежать в другую сторону, воспользовавшись высокой травой, которая позволила бы им проскользнуть незаметно.
Аббат, который никогда не отказывался от раз принятого им решения, остался стоять на месте, ожидая, чтобы караульные отошли подальше, после чего быстро вскарабкался на стену, за которой обнаружил еще один ров. Он перебрался и через него и оказался за пределами крепости на улице Сент-Антуан, на железной кровле какого-то строения. Теперь ему оставалось лишь перебраться на крышу соседней пристройки, оказавшейся кладовой торговца мясом.
Прежде чем спуститься, он решил еще раз взглянуть, что стало с его товарищами; но, услыхав ружейный выстрел, понял, что те пытались, очевидно безуспешно, разоружить караульного…
Соскальзывая с крыши, аббат рассадил себе плечо о крюк, служивший для подвешивания мясных туш. Но он не обратил на это никакого внимания и пустился скорей бежать вниз по улице Сент-Антуан, а затем по улице Турнель; пробежав таким же образом всю дорогу, он очутился наконец на другом конце Парижа, у ворот Конферанс, где жил один из его друзей по кофейне Лорана. Несколько дней его прятали. Затем, понимая, что оставаться теперь в Париже было бы большой ошибкой, он под чужим именем через Бургундию добрался до Швейцарии. У нас нет никаких сведений о том, не останавливался ли он там снова, чтобы поговорить с подпольными торговцами солью.
Побег аббата имел весьма серьезные последствия для узников, содержавшихся в Бастилии. До этого случая всем известно было, что «из Бастилии не убежишь». Бернавиль до того разъярился из-за этой истории, что велел немедленно срубить все деревья и в саду, и в аллеях вокруг крепостных валов. Затем, узнав от Корбе, каким образом некоторым узникам удалось общаться с внешним миром, он приказал уничтожить всех голубей и ворон, что гнездились на вершинах башен, и даже воробьев и малиновок, составлявших радость и утешение некоторых узниц.
Корбе заподозрили в том, будто он намеренно не проявлял должной бдительности в надзоре над узниками, поскольку был подкуплен постоянными подарками, получаемыми им от аббата де Бюкуа. Да и его поведение с узницами давно уже вызывало на него нарекания.
Влюбившись без памяти в Одрико — жену одного ирландца, — он содержал ее в Бастилии таким образом, что муж и не подозревал, что она находится так близко от него. Корбе и Жиро (тюремный священник) оба обхаживали сию даму, и та в конце концов забеременела… и невозможно было разобраться, от кого этот ребенок.
Однако Корбе был уверен, что ребенок «его, и только его», и с помощью своих связей добился помилования г-жи Одрико, которая была весьма хороша собой, хотя у нее и были рыжие волосы. Корбе был невероятным скупердяем, о нем говорили, будто он уморил голодной смертью одного протестантского священника по имени Кардель только ради того, чтобы завладеть несколькими серебряными тарелками и чашками, которые принадлежали этому бедняге. Но эта Одрико так сумела его поработить, что добилась от него и кареты, и слуг, и всего прочего, что ей надобно было, чтобы вести светскую жизнь, и вконец его разорила. Вследствие достаточно обоснованных жалоб, он отстранен был от должности, и надо полагать, конец его был плачевен.
Бернавиль, которого заключенные до такой степени осыпали золотом, что, по самым скромным подсчетам, он имел от них доходу не менее шестисот тысяч франков в год, был замещен Делоне лишь в самом конце царствования Людовика XIV. Последним важным узником, которого он принял в Бастилию, был тот самый юный Фронсак, герцог де Ришелье, которого в один прекрасный день застали спрятавшимся под кроватью герцогини Бургундской, супруги наследника престола. Злые языки того времени высказывали сожаление, что военные лавры не уберегли герцога Бургундского от подобного позора. Впрочем, герцог вскоре после этого скончался, предоставив Фенелону скорбеть[66] о том, что он только даром потратил такое множество прекрасных мыслей и прекрасных оборотов речи, излагая наследнику будущие его обязанности.
66