Нет. Это совершенно точно невозможно. Никоим образом до заключения постоянного контракта. Весь мир должен замереть и ждать. Так и будет. И свадьба подождет. Всему свое время.
Мимические морщинки вокруг глаз Сэма оставались отчетливыми даже во время сна. Конни любила поглаживать их кончиком пальца: ей было любопытно, долго ли Сэм сможет так проспать. Будет ли их ребенок (!) похож на папу? У младенцев не бывает мимических морщин. Да и они не слишком-то улыбаются, а вначале больше смахивают на извивающихся шелкопрядов. Нет-нет. Сперва нужно закончить книгу. Этого не может быть. Она же была так осторожна. Так…
– Все, я вернулась. Пойдем, – раздался голос Лиз. Отсутствовала подруга не больше десяти минут и теперь стояла перед Конни с маленькой пластиковой упаковкой с эмблемой аптеки. – Давай! Потопали в дамскую комнату!
– Что? Прямо здесь? – Конни побледнела.
– Поднимайтесь, Констанс, – произнесла Лиз наигранно-серьезным тоном. – Некогда рассусоливать.
Она поволокла Конни к крошечной уборной с двумя кабинками, где даже развернуться было тяжело.
– Держи.
Лиз вручила Конни пакет и затолкала ее в одну из кабинок, а сама осталась ждать снаружи, развернувшись спиной к дверце. Она стояла так близко, что Конни видела каблуки ее сапог.
– Ты собираешься стоять здесь? – хныкнула заложница.
– Сбежать не выйдет, – отрезала Лиз.
Конни выругалась и вскрыла тест. Разорвала пакетик из фольги и достала сложенную гармошкой инструкцию на английском и испанском языках.
– Боже, – буркнула она. – Это так унизительно.
– Почему я до сих пор не слышу журчания? – пропела в ответ Лиз, для убедительности постукивая мыском.
С задранной клетчатой юбкой, спущенными трусиками и странным тонким предметом в руке, Конни чувствовала себя нелепо и неловко.
– Надеюсь, ты знаешь, как этим пользоваться? – решила подстраховаться подруга.
– У меня высшее образование! – громко прокричала Конни.
Лиз расхохоталась.
А затем воцарилась тишина. Какая жуткая ситуация. Конни тысячу раз справляла малую нужду в присутствии Лиз, но в таких случаях подруги, как правило, были увлечены разговором. Она попыталась расслабиться.
– Представь ручейки, – вмешалась Лиз.
– Помолчи-ка, будь добра! – рявкнула в ответ Конни.
За последнее десятилетие на дверце кабинки скопилось множество надписей и рисунков. «Джош – мудак». «TГ + СГ» внутри выведенного маркером сердца. Строчка «Hit me baby one more time» из небезызвестной песни. Неровный лист марихуаны.
Конни вздохнула и расслабилась. Все прошло успешно.
– Умничка, – похвалила Лиз подругу.
Конни надела на пластиковую палочку колпачок и обернула туалетной бумагой. Привела себя в порядок и вышла из кабинки, зажимая тест большим и указательным пальцами, словно тот был радиоактивным.
– Подождем немного, – сказала Лиз. – Не нужно без конца на него пялиться.
– Мне очень страшно, – простонала Конни.
Она аккуратно положила тест на край единственной раковины и вымыла руки.
– Ожидание – самая тяжелая часть процесса, – сказала Лиз.
Прислонившись к большому зеркалу туалетной комнаты, Конни обняла себя руками.
– Говоришь, как опытная в этом деле.
– В колледже у меня было больше веселья, чем у тебя.
– Да уж.
– Ну и… – Лиз выудила из сумочки блеск и, наблюдая за Конни через зеркало, размазала по губам бледно-розовую капельку. – Что будешь делать?
В бедро Конни врезалась дверь, и в дамскую комнату влетела женщина средних лет, по виду – простая домохозяйка.
– Ох! – Конни стиснула зубы от боли.
– Добрый вечер, – сухо бросила Лиз, махнув женщине рукой.
Та обвела подружек взглядом и скрылась за дверцей кабинки, которую только что покинула Конни.
– Но я не… – ответила Конни. – То есть это же не точно.
– И что? – Лиз оперлась бедром о край раковины. – А если точно?
Послышалось характерное журчание. Конни перевела взгляд под дверь кабинки, на кроссовки женщины. Ей не хотелось становиться такой же. Увядшей и напрочь лишенной привлекательности. Интересно, в какой момент женщина теряет женский облик и превращается в типичную мамочку? Случается ли это по щелчку пальцев за одну ночь, или трансформация постепенная? Походить на Грейс Конни тоже не желала. Не то чтобы та была плохой матерью. Нет. Но расти в конкордской коммуне, где без конца менялись постояльцы, ужинать капустой с бурым рисом и спать под дырявой крышей не совпадало с представлениями Конни о счастливом детстве. Она думала, что положила конец хаосу детской жизни, организовав и подчинив строгому порядку жизнь взрослую, стремилась контролировать все, что только могла, зачастую беря на себя лишнее.