Объявили медленный вальс. На помосте появились первые шесть пар. Тринадцатой пары среди них не было.
– Элеонора, Элеонора, – повторял про себя Недобежкин имя ослепительной блондинки. – Элеонора Завидчая.
Если бы ему еще вчера утром кто-то назвал это сочетание имени и фамилии, он нашел бы его пошловатым. Но сегодня это ласково вибрирующее „л" после,3" звучало так мелодично, „е" так мягко переходило в восторженное „о", натолкнувшись на преграду „н", перекатывалось через него вторым „о", образовывая „но", этот вечный камень преткновения любых предложений, и наконец разбивалось взрывным „р", торжествующим, как победное „ура!": „Э-л-е-о-но-рра!" Внутри него все так и перекатывалось ликующими возгласами: „Э! Е! О' О! А!" Ласковое „л" превращалось в раскатистое „р". Эллеонорра! Завидчая!
Незнакомому с тонкостями бального танца трудно определить, какая пара танцует лучше Все пары были великолепны. Пожалуй, Недобежкин обратил внимание на одну из них, на „комариков", как он окрестил Мукомолова и Соломину. Если во всех парах главной была партнерша, то в этой – главным был партнер. Он необыкновенно забавно подхватывал свою • субтильную партнершу, как-то по-особому поднимал и ставил ее на паркет, тянул носки своих лаковых комариных штиблет, при этом неподражаемо втягивая воздух хоботком вздернутого носа. Аспирант даже испугался, как бы юных танцоров не дисквалифицировали; за их новаторский стиль и не прогнали с площадки. Однако он услышал хлопки и восторженные крики:.;
– Му-ко-мо-лов! Му-ко-мо-лов!
– Соломина! Соломина!
– Саша! Очень, очень способный мальчик. Они с Ироч кой – прелесть! – одобрительно произнесла очень авторитет ная, крашенная чернилами дама.
– Да, Саша – просто чудо! – скупо подтвердила дру гая, завитая барашком седая зрительница, сидящая чуть по одаль над Недобежкиным. По лицу дамы было видно, что заслужить ее комплимент так же нелегко, как растопить на примусе айсберг, и аспирант, поняв, что одобрительные возгла сы относятся к паре „комариков", успокоился. Ему даже пока залось, что в этих утрированно длинных шагах, в потягивании носом и вытянутых штиблетах, по-видимому, заключается осо бый шарм, и, может быть даже понравившаяся ему пара не из худших.
В следующей шестерке наконец-то появилась пара номер тринадцать, которую так ждал Недобежкин. Полились звуки вальса, и здесь произошло что-то очень странное. Пара номер тринадцать заскользила в вальсе, а пять других так и остались стоять на месте, словно не слышали музыки. Пришлось давать вальс сначала. Пары закружились в танце, но необыкновенная заминка, произошедшая вначале, заставила замереть публику и впиться глазами в арену. Вторые шесть пар танцевали гораздо элегантнее, чем предыдущие. Во-первых, они образовали как бы единый ансамбль, в котором солировали Завидчая с Раздрогиным, во-вторых, в их движениях наблюдалась удивительная слаженность движений. Пара тринадцать, как флагманский корабль, руководила действиями послушной эскадры. Судьи были слегка удивлены, публика взорвалась аплодисментами. Три минуты танца пролетели мгновенно, и никто ничего не понял, ясно было только, что вторые шесть пар танцевали лучше первых. Пары в шестерках менялись, но судьи уже поняли, что, когда на паркете появлялась Элеонора Завидчая и Артур Раздрогин, в зрительном зале начиналась экзальтация. Каждый их поворот, элемент встречался гулом одобрения. Было ясно, что во Владивостоке возникла своя, совершенно особая школа бального танца, и, по-видимому, занятия в плавучих дворцах культуры на сейнерах и фабриках по переработке рыбы выработали абсолютно неподражаемый шаг и крепость в голени, виртуозную координацию движений. Только занятия бальными танцами при штормовой погоде могли выработать такую ювелирную технику движений и чувство музыки.