Андрей Андреевич, как капитан на пиратском судне, который давно уже ждал бунта в открытом океане, наконец-то расслабился. „Вот он! Зачинщики будут примерно наказаны!"
– Какой злой дух подсунул тебе эти кривые очки, дочка? – улыбнулся Андрей Андреевич.
Варенька пропустила папино замечание мимо ушей.
– Папа, я поняла, кто я такая и чьей дочкой являюсь. Если бы ты был хотя бы просто ненавистником женихов. Пусть бы какая-нибудь колдунья напророчила, что ты погиб- нешь от своего зятя. Это было бы так романтично: устраивать гонки на колесницах и отрубать головы побежденным жени- хам. Двадцать шесть отрубленных голов сейчас бы висело по фасаду нашего дома, и к ним экскурсбюро устраивало бы автобусные экскурсии. Но ведь ты не царь Эномай, у тебя нет коней, которых тебе подарил Борей. А каково вдруг до- гадаться, что папочка, мой милый добрый папочка, – людоед и мамочка, красивая, добрая мамочка тоже людоедка и что, следовательно, сама я тоже, нет, я не могу произнести этого слова!
Варенька разрыдалась. Папа и мама испуганно переглянулись, в глазах у обоих стоял ужас Их дочь каким-то чудом открыла тайну, которую они тщательно скрывали. Первая опомнилась Марья Васильевна
– Варенька, голубушка, как ты догадалась об этом?! Мы так хотели с папой уберечь тебя от этой догадки. Да, ты дочь людоедов. Но что делать?! Я, например, не съела в жизни ни одного человека.
– Варенька а я ем только очень гадких людей!
– Все равно, папа, это ужасно! Как я смогу теперь смотреть людям в глаза? Скажите мне честно, я что, тоже должна буду есть людей?
– Что ты, что ты, Варенька! – ласково склонился над ней отец. – Это совсем необязательно. Только если у тебя будет желание. Вот наша мама не любит людей, она их ни когда не ест.
– Нет, я вам не верю. Теперь я понимаю, куда так бесследно исчезли Вадим Иннокентьевич, Володя Петухин и еще некоторые мои знакомые.
Марья Васильевна потрепала дочку по плечу.
– Что ж, девочка моя, эту драму приходится пережить почти каждой дочке людоедов.
– Мама, как ты можешь так спокойно говорить об этой гадости! Это трагедия, а не драма! Есть людей?! Какая га- дость, гадость! Папа, неужели тебе приятно вот так, с костя ми, с ботинками, целиком съедать человека, даже не выплю- нув костюма? Нет, я в это не могу поверить.
– Ах, дочка, мы вообще не можем понять, как ты догадалась.
– Я стала вспоминать своих женихов и сунулась в записную книжку, там нет нескольких номеров. Я точно помню, что я их записывала. Володя Петухин, я позвонила его маме, а она ответила, что не знает никакого Володю. Папа, это ужасно, съесть целиком не только человека, но даже его номер телефона, и даже слопать память о нем, это слишком!
– Вот видишь, дочка! Ничего не поделаешь, раз ты помнишь о нем, значит, ты наше дитя, только людоеды помнят съеденных людей, люди мгновенно о них забывают.
– Варенька! – Мама очень проникновенно посмотрела дочке в глаза и улыбнулась так же тепло, как в детстве, когда Варя-Валенька не знала еще, что ее милая добрая мама никакая не милая добрая мама, а злая волшебница, да еще в придачу людоедка.
– Варенька! – повторила мама. – Не огорчайся, вспомни Маяковского, помнишь? „Мамы всякие важны, мамы всякие нужны", и папы всякие важны, палы всякие нужны. Ведь ножом режут хлеб, но им можно и убить человека. Это все прописные истины, неважно, кто ты, людоед или не людоед, лишь бы был хорошим человеком, умным и добрым, интелли- гентным и культурным.
Варенька, несмотря на свои девятнадцать лет, по-детски захлопала глазами.
– Мамочка, но ведь людоеды не люди! Разве можно
– Конечно, можно! – воскликнул папа. – Твоя мама и с человеческой, и с людоедской точки зрения безупречна! „Дети за родителей не отвечают, только родители отвечают за детей", „Все понять, все простить", „Не судите да не судимы будете". Поживи подольше, и ты многое поймешь, – засыпал свое дитя мудрыми афоризмами папа-людоед.