- Французская группа, - не оставляя своих попыток уточнить список, надрывался он, - Беклешова...
- Здесь, - раздавался мужской бас, смешанный с девичьим писком.
- Лобанов...
- Здесь! - мстительно реагировал голос Беклешовой.
- Голдина...
- Ушла в туалет, - под общий гогот продолжал откликаться за всех студент Лобанов.
- Лобанов, если Вы не прекратите поясничать, я вынужден буду высадить Вас из автобуса. Поедете на электричке, - устало наставлял Збарский.
- У него "Шеврале - Блейзер", он на электричке на ездит, - парировали из автобуса.
- Шнуровский...
- Я... - отозвался Макс. - А со мной дамы - студентки Шкарупина, Осмолина и Рижская Валерия Алексеевна.
Збарский торопливо занес в список новые достоверные данные.
- Хромов..Хромов здесь? - куратор щурил близорукие глаза, осматривая автобус. - Хромов Алексей, только что здесь был.
Ника пихнула Леху в бок.
- Отзовись, спящая красавица...
Леха сонно встряхнул головой. Он, разомлев, от бившего в окно солнца, спокойно дремал, откинув голову на спинку сиденья.
- И этот студент здесь, - ответил за него Макс. - По крайней мере его телесное воплощение.
- Беккер, - ведя пальцем в конец списка вопрошал Збрарский.
И тут все вдруг осознали, что Сони-то как раз и не было. В суматохе о ней как-то позабыли. Ника, вдруг начала суетливо рыться в сумке, отыскивая "мобильник". Выхватив его, она быстро набрала комбинацию цифр, и застыла в ожидании. На том конце провода никто не отвечал. Она дождалась металлического голоса автоответчика, но оставлять сообщение не стала.
За ней пристально наблюдал Макс:
- Наша Соня где-то в четвертом измерении. Мы её не видим, зато она наблюдает за нами с небес. Ника, брось ей названивать. Она не ребенок.
- Макс, я вчера с ней говорила, она сказала, что поедет. Я даже хотела её разбудить с утра, да сама проспала.
- Ой, девочки, а мне кажется, что Соня какая-то странная, - вмешалась Юля. - Мне все время кажется, что она не выспалась.
- Юль, ты гашиш пробовала? - встрял Леха.
- Чего? - не поняла Юля. - Это же наркотик...
- Даже это ты знаешь, а говоришь не пробовала, - гнул свое Леха.
- Дурак, я не пробовала ничего... Что ты издеваешься? Я даже не знаю, что с ним делают - курят или колют.
- Его в нос закапывают, - вмешался Макс.
- А чего это вы вдруг про наркотики заговорили? - смутно начав что-то подозревать, спросила Юля.
- Чтоб у тебя при проверки багажа на Можайском таможенном терминале случайно не нашли упаковку экстази. А то мы все пойдем как соучастники лениво объяснил Макс.
Юля чувствовала, что всем, кроме неё известна какая-то тайна, о содержании которой она даже не решалась строить предположения, настолько дикой ей казалась эта мысль. По лицам ребят она поняла, что на все её вопросы они и дальше будут отвечать в намеренно придурковатом тоне, только чтобы избежать прямого разговора о Соне.
- Опа! А вот и Соня приперлась, - радостно вскрикнул Леха, прижавшись к оконному стеклу так, что нос расплющился в белую, красноватую по краям блямбу.
Через пару минут в передней двери автобуса показалась Соня Беккер, путешествующая налегке. Кроме уже известного рюкзака и умеренных размеров спортивной сумки у неё не было ничего. Она протискивалась через проход к своим. Збарский, посылая ей вдогонку свое негодование, уже распоряжался об отъезде.
Соня плюхнулась на свободное место, образованное передислокацией Никиных чемоданов, и победно осмотрела товарищей.
- Успела, ядрена матрена. Проспала сильно, думала, что придется своим ходом ехать, - пояснила она. - Как дела, что происходит?
- Все обыденно. Разве что Леху выдвинули на Гамсуновскую премию за цикл коротких рассказов о природе родного края, - отозвался Макс.
Девочки засмеялись, обстановка разрядилась, и на всех вдруг нахлынула необыкновенная легкость и первобытное счастье. Турецкий "мерседес" уносил их из уже начавшей моросить противным осенним дождем Москвы на волю, в бескрайние поля Подмосковья. Их ждали три недели абсолютного покоя, заслуженного одиночества и радости подневольного труда. Через полчаса, убаюканные неспешным ходом автобуса, они уже дремали, видя в своих грезах только детские безмятежные сюжеты.
5
Телефон дал уже несколько гудков, прежде чем Евгения Викторовна услышала его. Она выходила из ванной, промокая полотенцем рассыпавшиеся по плечам влажные волосы.
- Слушаю Вас, - протяжным голосом ответила она.
- Здравствуй, Женя.
- Господи, Генрих, - Евгения Викторовна чуть не выронила трубку. - Мы же договорились, что сюда ты не будешь звонить, только моей маме. Здесь же все прослушивают.
- Прости Женя, я думал, что ты хотела со мной поговорить. Я видел тебя вчера, когда девчонки уезжали. Мы с Региной поздно приехали - автобусы уже ушли. Заметил, что тебе тяжело далась встреча с Машкой.
- Боже мой, Генрих, как она постарела и распустила себя несносно. Я бы её ни за что не узнала, если бы не глаза. Глаза все также бездонны, можно утонуть.
- Женя, ты все такая же тургеневская барышня.
- Жизнь вносит свои коррективы, Генрих. Я скорее уже бальзаковская мадам.
- Ты сейчас ещё красивее, чем была.
- Генрих, ты никогда не делал банальных комплиментов.
- Я потерял форму.
Евгения Викторовна, подавив вздох, замолчала на мгновение.
- Кстати, Генрих, открой тайну, как это случилось, что они все втроем на одном факультете, прямо мистика какая-то.
- Мистика заключается в том, что с ними оказалась твоя Леля. Вот этого я совсем не ожидал. Хотя она стихи ещё в третьем классе сочиняла. Ты же хотела, чтоб она в МГИМО поступала на экономический.