Все это пронеслось вихрем у Лели в голове, и она, набросив халат, побежала на кухню, проверить, начала ли Люба готовить баранью ногу. Уже в коридоре её начал обволакивать нежнейший запах жареной баранины - значит Люба не подвела.
Леля заглянула в родительскую спальню - никого не было. Мама вчера говорила, что они поедут кататься на тройке, значит скоро вернутся обеду. Сделав за два часа тысячу бестолковых дел, Леля была готова. Домработница Люба помогла завернуть ногу в фольгу, аккуратно уложить её в пластмассовый контейнер и донести до машины пакеты, с едой и платьем, которое Леля приготовила для вечера.
Часы показывали уже одиннадцать, когда друзья, наконец, расселись за столом. Новогоднее меню, стараниями Ники, поражало воображение. Изысканность блюд напоминала посольский фуршет в честь главы дружественного государства, прибывшего с праздничным визитом. Здесь можно было увидеть "сырное ассорти, виноградные улитки по-бургундски, фенхелевый суп из Авиньона, рачки скампи в чесночном соусе, ломтики телятины с шалфеем, грибной мусс с базиликом", перечисляла Ника, оторопевшим гостям. Элегантность сервировки соперничала с утонченностью закусок и вин, поданных на стол. Положительно, в Нике погибала жена дипломата - она строго выполнила все предписания протокола по устройству официального обеда. Но если, преодолев чувство голода, перевести глаза на хозяйку, то можно было на время начисто забыть о еде. Ника была ослепительно хороша. На ней было надето шелковое платье цвета бургунди, с открытыми плечами, и полуобнаженной спиной. Тонкий, струящийся шелк сбегал по ней от плеч до мысков, оговаривая каждый изгиб её совершенной фигуры. Сзади был небольшой шлейф, на который Ника просила обратить пристальное внимание, чтобы не наступить на него во время танцев. Ее пепельные волосы были собраны в высокую прическу, открывая лебединую шею, матово отливающую цветом слоновой кости. На шее была нитка с крупными рубинами, смотревшимися на её мраморной груди как капельки крови, капающие из раны. Макс, увидев Нику, осел на диване, по-холопски открыв рот. Девочки, не менее пораженные Никой, шумно защебетали, а потом подошли поближе, чтобы потрогать её, будто бы для того, чтобы убедиться, что она была настоящая. Только Леха был удовлетворенно спокоен. Он заполнил собой кресло и, сидя в нем, с обожанием через стол взирал на свою любовь. Платье, за которым он летал в Лондон, было сшито исключительно для нее. Ника царственно заняла место во главе стола, объявив, что сейчас самое время проводить старый год. Преодолев суетливую неловкость, все стали шумно накладывать еду на тарелки, а Леха разливал вино по бокалам.
Рядом с Юлей пустовало место, но ни она, ни кто-либо ещё внимание на этом не акцентировал. Когда первый тост был сказан, а первое чувство голода утолено, пронзительно завизжал звонок. Юля от неожиданности выронила вилку, а остальные понимающе заулыбались.
- Ну, Пенелопа, иди, твой Одиссей наконец приперся, - дружески подбодрила подругу Ника.
Остальные замерли в любопытном ожидании. Никакие Никины усилия не сломили Юлино упрямство, и она так и не выдала имя своего предполагаемого кавалера. Видно, суеверие подтвердилось, поскольку её бойфренд все-таки пришел. В прихожей послышался легкий шум, что-то упало на пол, звякнула посуда, трелью раздался Юлин смешок. Наконец, дверь открылась, и в комнату, готовую задымиться от сгустившего ожидания, вошла пара. Вздох удивления и радости пробежал вокруг, сильно смутив тем самым вновь пришедшего гостя. Он не ожидал войти в комнату, где на него сразу уставятся четыре пары глаз, расширившихся от разъедающего любопытства.
- Антон!? - выдохнуло четыре рта.
В проеме двери смущенно топтался получивший особенную известность после "картошки" владелец красной "девятки", принявший опосредованное участие во всех бедах, обрушившихся на компанию, сидевшую сейчас за новогодним столом. Спустя мгновение все пришло в движение. Пунцового от необычной встречи Антона усадили на его место, поближе к Юле. Она с неестественной старанием бросилась ухаживать за ним, подгладывая ему всякого разного из салатниц и розеток. Он, видно, сильно проголодался, потому жадно набросился на еду, утоляя первородный инстинкт. Он тыкал вилкой в разные блюда, справляясь у Юли об ингредиентах.
- А сейчас, что я ем? - с интересом спрашивал он, разжевывая что-то мягкое и необычное на вкус.
- Бургундские улитки - пояснила Юля.
Антон приостановил на секунду мельничное движение челюстей, вытаращил глаза на Юлю, и, подавляя рвотный рефлекс, прошептал.
- Шутишь?!
- Нет, - растерялась Юля, - можешь Нику спросить...
Ника, подавляя улыбку, прервала тихий разговор с Максом и Лелей и уставилась на водителя "девятки" в вопросительном ожидании.
- Это правда, что ли, эти...как их там, - боясь произнести слово, за которым может последовать тошнота, повторил вопрос Антон.
- Что ты? - махнула руками понимающая Ника. - Совсем не эти...Юля шутит. Это креветки. Креветки ведь вкуснее?
- Под пиво хорошо, - согласился Антон.
- Пиво с утра на опохмелку, - пообещал Леха, - а сейчас придется пить "Шато Мутон-Родшильд" из погребов Энтони Моуэкс. Слыхал про такого?
- Ну вы, ребят, блин, даете! - восхищенно произнес Антон с набитым закусками ртом. - Я так ещё никогда не отрывался. А я вам тут водки принес, думал мы по простому.
- Водка тоже сгодится, - откликнулся из своего угла Макс, сыто поглаживая живот, - мы ей с утра будет твой тарантас отогревать. Мороз на улице под тридцать.
Все непринужденно засмеялись, и началось легкое, возбужденное веселье, какое бывает только в хорошей, тесной компании, сцементированной давней дружбой.
Вдруг на экране телевизора, раздражающий звук которого был отключен, чтобы не мешал говорить, появилось одуловатое лицо президента, нетерпеливо ожидающего своего часа, чтобы сказать напутственную речь, встречающему новый год населению.
- Тихо, тихо, - закричала Юля, силясь преодолеть шумный рокот слов, дайте Ельцина послушать.
- На хрен тебе Ельцин, - перебил её Леха, ты лучше послушай, как мы в армии в самоволке в винный магазин залезли. Провели там сутки, потом вместо вытрезвителя на "губе" две недели кантовались. Зато, выпили хорошо.
- Ребят, ну также нельзя, - борясь за соблюдение новогодних обычаев расейского человека, отмахивалась Юля. - Надо Ельцина послушать, потом куранты. А ты Леха, лучше, шампанское приготовь - уже открывать пора.