- Ну, ты, че? Совсем охренел? Чуть ногу с башкой не оторвал.
- Были бы мозги, было б сотрясение, - сказал Леха и глумливо захохотал.
Девица обиженно замолчала, расправила ажурный корсет и пошарила рукой в поисках остальных принадлежностей туалета. Потом стала неспешно одеваться под немигающим взглядом Лехи, очевидно одобрявшем понятливость девицы. Ему до смерти хотелось остаться одному. Подобранная в кабаке шлюшка, куда он зашел чтобы заглушить щемящую под диафрагмой тоску, не оказала на него терапевтического действия. Он окончательно убедился в том, что все суррогатные связи, которые он заводил в последнее время в попытке выкинуть из своей головы все мысли о Нике, не действуют на него, как просроченный аспирин на заболевшего гриппом.
Что сделать, чтобы заставить Нику хотя бы относиться к себе серьезно? За прошедшие два месяца с момента из первой встречи, их отношения безнадежно уносило в русло дружеской необязательной связи, напоминающей любовь мальчика и девочки из отряда пионерского лагеря "Огонек" - они любили друг друга, но вместе могли побыть только на утренней линейке во время подъема флага. Ника все попытки Лехи переродить их "дружбу" в что-то более серьезное сводила на нет одним движением бровей. Она высоко скользила ими по широкому лбу, говоря при этом: "Леха, я женщина не поддающаяся одомашниванию". Усугубляя его нравственную пытку, она с наслаждением садиста, рассказывала ему обо всех переживаемых её любовных приключениях, часто будто в серьез спрашивая совета. Она насмешливо называла его "мой советник по сексуальным отношениям с зарубежными странами". Вообще, Леха как не силился, так и не мог понять, когда Ника говорила серьезно, когда смеялась, что было вымыслом неуемного воображения, что искренней слезой, когда Ника просила о помощи, а когда пыталась отдалить себя от навязчивой опеки. Он не знал, когда она появится, когда пропадет, кто будет третьим при следующей их встрече; или она в полночь придет одна, говоря, что устала без него, а он в это время будет не один, и, смешно суетясь, будет пытаться преградить ей проход в комнату, в то время, как она, как будто задумавшись, будет крутить в руках женский пуховый берет, подобранный на полу в прихожей. Она была энигма, неразгаданное пазоло, не сложенный кубик Рубика. Она была непредсказуема, как волна цунами, смывающая селения с побережья Японии - так она вымывала страсть, оставляя боль в сердце Лехи. Он прощал ей все, потому что знал, что не простив однажды, он потеряет её на всегда. Нить, удерживающая её около него была истончена и стерта, как ручка поношенной авоськи, которую его бабка по советской привычке все таскала с собой в супермаркеты, боязливо отказываясь от бесплатных пластиковых пакетов.
Леха, оставшись один, сделав над собой усилие, выудил учебник по теории эстетики и, вгрызаясь в непонятный текст, решил подготовиться к завтрашнему коллоквиуму.
4
Через неделю по коридорам филологического факультета разнеслась удивительная весть - сельское хозяйство окружающих столицу деревень совсем как при большевиках терпит страшное бедствие. Невиданных урожай корнеплода картофель, обрушившийся на селян с неожиданностью незапланированной беременности, невозможно было убрать скромными силами местных фермеров, перекованных из бывших колхозников. В деканат факультета поступило слезливое письмо с просьбой, вспомнив былое, прислать на подмогу студентов - помочь побороть урожай. Тезис о том, что это мероприятие сугубо добровольное опровергался непрозрачными намеками на то, что тех, кто добровольно откажется стать добровольцем, ждет жестокая месть на зимней сессии. Однако, студентов и не надо было пугать угрозами. Трудно было придумать лучшего способа на три недели отряхнуться от навязчивого родительского опекунства и отправиться с друзьями куда подальше от уже надоевших лекций, семинаров и коллоквиумов. На сборы было отведено два дня, за которые нужно было успеть сделать немало. Прежде всего надо было создать неиссякаемый запас алкогольных напитков - будни предстояли суровые, и никто не сомневался в том, что в поселке Ховрино, Можайского района надежды на интересный досуг были столь же фантастичны как шанс найти автомат с газированной водой в барханах Средней Азии.
- Ну, гигиенические пакеты у них там хотя бы продаются? - вися уже второй час на телефоне, спрашивала Ника Макса.
- У крестьянок не бывает менструаций, - отмахивался Макс.
- А че мы там жрать будем? - переживал Леха на другой линии.
- Суп из черепахи с анчоусами, - с надеждой в голосе предполагала Ника.
- А можно мама с папой приедут? - ныла Юля.
- Лучше не надо...!!! - предостерегал Леха.
- Соня, ты слышишь меня?! Соня, это я - Ника, ответь...Соня, перезвони мне, когда сможешь... - гудки отбоя.
- Слушай, стерва, - металлический голос несся из автоответчика. - Я ведь за тобой наблюдаю. Тебе не надо дружить с Никой. У тебя будут проблемы. А у неё ещё больше....
Наступил день отъезда. С утра к зданию МГУ подкатили турецкие мерседесы с ободранными внутренностями, но ещё довольно свежим экстерьером. Студенты медленно стекались к месту сбора. Водилы с испитыми лицами, поплевывая вокруг, смолили "Золотую яву", высказывая всем своим видом полное презрение к шумливой суете, охватившей отъезжающих и провожающих. Кто-то из родителей пытался давать напутственные указания, но было видно, что их обожаемые чада уже совсем далеко от уютного отчего очага со свежим борщом на обед и блинчиками по воскресеньям. Они, не до конца ещё оперившиеся птенцы, уже выбрали свободу в ущерб, может быть, привычному комфорту и отлаженности быта, но зато с пьянящим чувством вседозволенности и волшебным исполнением сокровенных побуждений.
Поодаль группировались ребята, живущие в общежитии. Для многих их них сама жизнь уже стала дорогой - все их личные вещи умещались в один чемодан, который задвигался под кровать в общаге, а смена места обитания превратилась для них в рутинный экзерсис сродни посещению бани. Они с внешним презрением и с терзающей завистью в душе посматривали на москвичей, опекаемых родителями, недоумевая, отчего же так суетно вокруг.