Я пробормотала:
— Назови меня по имени, — закрыла глаза и услышала, как голос Поля произнес по слогам мое имя.
Я отреагировала быстро и сильно. Он не должен больше сомневаться, что нашел меня наконец, что я более чем доступна, я в его руках, в его власти.
Мы ехали по спящему городу былых времен с помпезными зданиями, а я впитывала его в себя, как пьют воду долгими большими глотками: его длинные тонкие руки на руле, грязные сломанные ногти. Нет, я не желала думать о том, что он сделал — возможно, даже этой ночью. Я желала сохранить его невинным еще на один миг.
Он проехал вдоль ограды замка, наконец, остановился у маленькой двери, откинул полу кожаной куртки — я успела заметить металлический отблеск лезвия во внутреннем кармане. Лезвие было чистым. Это меня успокоило.
Он помог мне выйти, не дав себе труда запереть дверцы, и повел по маленькой тропинке, то подымавшейся, то сбегавшей вниз. Мы перешли через пустынную дорогу, углубились в редкий лесок, темный, дальше он переходил в чащу, но мы свернули направо, и мне показалось, что мы возвращаемся.
Мы шли рядом. Он замедлил шаг, чтобы я не напрягалась, пытаясь не отстать.
Вдруг он остановился, снял куртку и накинул мне на плечи, и хотя было не холодно; его жест согрел меня больше, чем подбитая кожа. Как и он, я забыла про нож.
Через некоторое время природная беспорядочность леса сменилась размеренностью ухоженного сада, расстилавшегося насколько хватало глаз. Дорога идеальным полукругом обегала газон, от которого через равные промежутки отходили шесть аллей. Ксавье выбрал самую широкую, которая вела прямо ко второму кругу, который угадывался вдали.
Он спросил:
— Ты мне доверяешь?
Со стиснутым горлом я кивнула.
— Закрой глаза.
Я закрыла, и он взял меня за руку, чтобы направлять шаги. Вдруг он отпустил меня, и я почувствовала себя одинокой и брошенной, но тут же ощутила его руки на своих плечах. Слегка сжав пальцы, он заставил меня развернуться, став за спиной: затылком я ощущала его дыхание.
— Посмотри.
Я открыла глаза и увидела огни города, заполняющего весь горизонт. Туман скрадывал детали, но город казался таким близким, что можно дотронуться рукой, — и далеким, недоступным.
Я приняла его подарок.
Чуть позже я повернулась к нему. Он был, как город, — очень близким и очень далеким.
Я подняла голову. Мы стояли слишком близко, и я не могла его рассмотреть. Но как сквозь лупу, я видела волоски пробивающейся щетины в порах его подбородка, гладкую и ровную кожу щек, темный провал ноздри. Я обвила его руками. Куртка соскользнула, и короткий металлический лязг обозначил, что нож упал отдельно, ударившись о камень.
Наше дыхание смешалось, тепло наших тел слилось. Его руки запнулись, прежде чем сомкнуться вокруг меня, удерживая пленницей, не давая шевельнуться, так прижав грудь, что я едва не задохнулась.
Мы были едины. Он был моей жизнью и моей смертью. Я несла его в себе, на этот раз радостно подчиняясь естественному ходу вещей.
Он очень мягко разорвал наше объятие, отлепился от меня, поднял куртку. Я не шевельнулась, сберегая на себе отпечаток его тела.
Услышав его шаги, я пошла к нему в центр второго круга, где он постелил нам под голову куртку. Нож исчез. Ксавье помог мне лечь, и на какое–то время мы так и застыли, лежа лицом к небу, где медленно затухали звезды. Пришел час закрыть скобки.
Я повернулась к Ксавье. Земля была жесткой, неудобной. Я вдруг почувствовала себя смешной — ну и ладно, я же не собиралась предложить ему выпить кофе в соседнем бистро. Я подсунула руку ему под голову. Чтобы он ощутил поддержку и защиту. Он прижался головой к моей груди, и я уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но он меня опередил.