Теперь на Ромочкину лежанку забрались все. Черный по-прежнему ужасно вонял, но все понемногу привыкли. И потом, они терлись о него, передавая ему свой, родной запах.
Стая долго не могла успокоиться. Вместе с новым запахом Черного в их логово вторглось что-то страшное. Они больше не чувствовали себя в безопасности. Время близилось к полуночи. Вдруг Ромочка вскочил. Они пойдут к Лауренсии и наедятся горячего! Он уже целую вечность не выходил на улицу, а Мамочка проголодалась. Прогулка пойдет им на пользу. Но по пустырю Ромочке придется идти пешком.
В городе казалось безопасно, как много зим и лет назад. Они не встретили никаких препятствий, но, добравшись до «Рима», поели быстро. Ромочка все время торопил их. Он никак не мог успокоиться; более того, ему стало хуже. Он неправильно придумал! Не зная, что делать дальше, Ромочка склонился над Черным. Сытые собаки направились домой. Вдруг Ромочка понял: идти сейчас назад вместе с Черным нельзя. Он догадывался, что Дмитрий что-то сделал с Черным, хотя и не знал точно что. Сначала со Щенком, теперь с Черным. Ромочка снова ощупал бугорок на загривке пса. Бугорок слегка распух по сравнению с прошлым разом. Черный зарычал.
Милиция найдет их. Конечно, юс найдет милиция! От дурного предчувствия у Ромочки закружилась голова. Он вспомнил, что Дмитрий еще тогда не сомневался. Сердце у него забилось чаще. Мамочка как-то странно покосилась на него. Она тоже забеспокоилась, как будто услышала биение Ромочкиного сердца и почуяла его страх. Ему надо спешить. Черный будет драться и кусаться, но все равно… Ромочка старался успокоить и себя, и Мамочку, и, главное. Черного, но ничего не получалось.
Свернув в длинную темную аллею, Ромочка понял: пора. Он положил ладонь на загривок Черного, стараясь подобраться поближе к бугорку, но Черный понял, что Ромочка не ласкает его, и зарычал. Ромочка трусил рядом с Черным, соображая на ходу. Он вспомнил крошечную пластинку, которую показывал ему Дмитрий, и ясно представил крошечную ранку на загривке Черного. Есть!
Он прыгнул на Черного сверху и прижал огромного пса к земле. Обеими руками принялся раздвигать густую шерсть. Увидев нужное место, впился зубами в бугорок и жевал его, пока не почувствовал пластинку. Черный бешено вертелся, пытаясь укусить Ромочку за голову. Ромочка прикрылся своей густой гривой. Грива смягчала боль, и все равно те места на голове, где Черному удалось содрать с него кожу, очень саднили. Он вцепился в Черного руками и зубами, выгнулся, уперся локтями и рванул. Если ничего не получится, Черный вот-вот вырвется, забежит с другой стороны и хватанет его за лицо. Во рту у Ромочки стало солоно от крови. Но пластинка подалась. Ромочка не видел остальных, но знал, что они не нападут на него. Наверное, понимают, что он помогает Черному. Черный вскочил на лапы и рванулся в сторону, и пластинка очутилась у Ромочки во рту. Он быстро свернулся клубком, прикрывая лицо и живот.
Черный постоял над ним, рыча. Неожиданное нападение Ромочки изумило и потрясло его. Сзади стояла Черная Сестрица — она заняла боевую стойку и тоже рычала. Ромочке вдруг показалось, что они нападут на него вдвоем. В голове пронеслась мысль: придется позвать на помощь Мамочку, ведь с двумя он не справится. Но Черная на него не нападала.
Ромочка сгруппировался и встал. Он негромко зарычал, обращаясь к Черному — как будто Черный был щенком, а он его увещевал. Потом выплюнул изо рта кровь, и на ладони осталась крошечная пластинка. Ромочка протянул пластинку Черному, чтобы тот ее обнюхал. Остальные тоже потянулись понюхать непонятную штучку, скользкую от крови Черного. Ромочка зарычал, предупреждая всех, как опасна эта крошка. Он рычал долго и низко. Потом зашвырнул пластинку подальше и приготовился бежать домой. Всю дорогу Черный бежал с ним рядом.
Ромочка успокоился. Его окровавленную голову залижет Мамочка. Он сам залижет рану Черному и прижмет его к себе. И все будет хорошо.
Мамочка ощенилась перед рассветом. С ней оставался только Ромочка. Он гладил ее, чувствуя, как в ней кто-то толкается и движется. Кроме Ромочки, она никого к себе не подпускала, даже Черного. Ромочка по очереди принимал в ладонь скользкие извивающиеся мешочки — слепых, тихо скулящих щенят. Он помог Мамочке вылизать их всех по очереди. Глаза у Мамочки ввалились, но сияли от радости. Ромочка положил всех четырех новорожденных щенят к ее животу, ткнул их в соски. Пусть попьют! Сам он сидел на корточках и любовался измученной Мамочкой и малышами. Ему стало хорошо, покойно. Малыши пахли по-особому, очень сладко, лучше, чем еда. Их запах перемешивался с неповторимым Мамочкиным ароматом и липким и сладким запахом молозива. Все зависело от него; он может сделать — и сделает — все, что от него потребуется. Ромочка осторожно погладил Мамочку по впалому боку. Лицо стало мокрым от слез — непостижимых, как скользкие и верткие живые мешочки, которые Мамочка извергла из своего тела.