Припомним определение догмата, данное нами на основании учения святых подвижников:
«Догматы суть санкционированные Церковью и указующие верующим путь спасения словесные формулы (выражения) тайн Царствия Божия, чрез деяние и опыт открывающихся христианину в благодатном ощущении и в конкретно-духовном созерцании».
Поэтому живой процесс духовного развития характеризуется соответствием опыта {54} с формулой. Так, например, человек, исповедующий догмат Искупления, должен если не созерцать великих глубин сей Тайны, то, по крайней мере, ощущать на себе, в глубине души своей, спасительное действие ее. Если же человек начинает настаивать на признании для себя формулы, ему еще чуждой, и переносит центр тяжести с сущности на знак, ее выражающий, он впадает в двойной грех: 1) в самообольщение и 2) в застой.
Первый грех вытекает неизбежно из того, что рационально (мечтательно) принятые догмы дают иллюзию действительного обладания обозначаемых ими предметов, и тем самым не может не порождаться самопереоценка: ибо органический рост усвоения той или другой религиозной формулы рождает в человеке новый порядок ощущений с новыми требованиями к себе и к миру, чего не бывает при воображаемо-усвояемой формуле, т. е. при интеллектуальном восприятии.
Во второй грех человек впадает опять потому, что иллюзия обладания истиной не дает тех импульсов к ее исканию, какие являются при сознании ее отдаленности. В {55} этом случае человек, формулирующий своими словами действительно (т. е. в опыте) им постигнутое, ближе к Богу (Истине — в смысле ее достижения), чем тот, кто по ошибке принимает чуждую формулировку за свою (хотя бы объективно она была и правильнее). Никео-Цареградский Символ исповедуют премногие-многие, но для многих ли он является выражением их подлинной веры? Ведь вера есть ощущение («обличение») невидимого и потому уверенность в нем, как бы в видимом. Уверенность же (не по ощущению) в невидимом не дает еще его «обличения», ибо эта уверенность может истекать из других основ, например, традиции, привычки и т. п. В лучшем случае можно быть уверенным по слову другого («вера от слышания»), но чтобы верить действительно по слову другого, надо усвоить в той или другой мере и порядок ощущений другого (переход «веры от слышания» в «веру опыта», обличающую невидимое). Этот переход совершается чрез «боголюбивое деяние». А так как последнее несравненно труднее, чем умственная игра отвлеченными началами, то вселенская {56} формула христианской веры большею частью остается грандиозным древом, но лишенным листвы, в которой укрывались бы птицы, и плодов, которыми бы они питались.
{57}
Книга 2 Спасение и Вера по православному учению [5]
{59}
Предисловие к изданию 1913 г.
«оставившие Его, источник воды живой»
и припадающие запекшимися устами к
«водоемам разбитым, которые не могут держать воды»
(Иер. 2, 13). Ибо едина вера, едино крещение и едина святая, соборная и апостольская Церковь,
«не имеющая пятна или порока»
, сей
«столп и утверждение Истины»
I. Общее понятие о спасении
Спасение, говоря общепринятым языком, есть избавление человека от греха, проклятия и смерти. Это определение одинаково может принять и православный, и последователь правового мировоззрения [6]. Но весь вопрос в том, что каждый из них считает в спасении наиболее важным и существенным.
Себялюбец на первом месте поставит, конечно, последствия греха для благополучия человека, т. е. страдания и смерть. Проклятие, отчуждение от Бога тоже представляется ему пагубным, опять-таки потому, что приводит к страданию. Понятно, что спасение он объяснит себе, как избавление от стра{62}дания, причиненного грехом. Далее, так как сущность греха и его нежелательность самого в себе ускользают от сознания себялюбца, то естественно, что и самый способ избавления представляется ему неправильно, односторонне. Не понимая, почему грех ведет к смерти и пр., себялюбец объясняет это себе только внешне — тем, что Бог прогневан и потому наказывает. Поэтому и спасение он понимает только как перемену гнева Божия на милость, представляет себе в виде действия, совершающегося только в Божественном сознании и не касающегося души человека. А раз спасение или, говоря точнее, оправдание есть вышеестественное дело Божественного сознания, то и следствие оправдания — освящение вполне последовательно приписать тому же Божественному решению.