— Я студент императорского университета Владимир Степанович Голубев. Надеюсь, вы тоже удовлетворены?
Подполковник озадаченно покачал головой:
— Сынок Степана Тимофеевича, такого почтенного профессора! Зачем же вы бьете филеров?
Голубев посмотрел на седого дядьку, потиравшего ухо, и насмешливо бросил:
— Пусть подает на меня в суд. Посмотрим, как филер будет свидетельствовать против студента.
Подполковник Кулябко взял Голубева под локоть и отвел в сторонку.
— Голубчик, напрасно вы пренебрежительно относитесь к филерам, — наставительно заметил он. — Филер, или агент наружного наблюдения, является сотрудником государственной полиции. Согласно инструкции, филеров набирают из запасных унтер-офицеров армии, гвардии и флота по предъявлению ими аттестатов войскового начальства об усердно-отличной службе. Самсон Харлампиевич! — позвал он. — Рекомендую: старший филер Демидюк, из отставных фельдфебелей.
— Попал бы ты, хлопец, в мою роту вольнопером, я бы из тебя дурь выбил! — проворчал старший филер.
— Ничего, это даже к лучшему, что я вас приложил, — сказал Голубев, с удовольствием рассматривая распухшее ухо Демидюка. — А то нас, черносотенцев, обвиняют в сотрудничестве с полицией.
— Не дерзите, голубчик, — нахмурился Кулябко. — Скажите спасибо, что у меня доброе сердце, иначе бы вам драка с рук не сошла. Заберите господина патриота, — приказал он унтер-офицеру. — А вам впредь не рекомендую ввязываться в стычки с сотрудниками охранного отделения.
Оставшись в одиночестве, Голубев вынул из кармана прокламацию. На бумаге синели гектографированные строки: «Православные христиане! Жиды замучили мальчика Андрея Ющинского! Жиды ежегодно перед своей пасхой замучивают несколько десятков христианских мальчиков, чтобы их кровь лить в мацу. Делают жиды это в память страданий Спасителя, которого жиды замучили, распявши на кресте. Судебные доктора нашли, что Андрея Ющинского перед страданиями связали, раздели и голого кололи, причем кололи в главные жилы, чтобы побольше добыть крови! Жиды сделали пятьдесят уколов Ющинскому! Русские люди! Если вам дороги ваши дети, бейте жидов! Бейте до тех пор, пока хоть один жид будет в России! Пожалейте ваших детей! Отмстите за невинных страдальцев! Пора! Пора»!
Глава третья
Наступила Пасха, которую с такой тревогой ждали в Киеве. Природа словно подтверждала опасений людей. В последнюю неделю Великого поста на город обрушивался шквал за шквалом, ливень за ливнем. Порывистый ветер срывал соломенные крыши хат на Лукьяновке и заставлял дрожать стекла в окнах огромного здания присутственных мест на Софийской площади. Днепр вышел из берегов, вода подступила к Кирилловской улице, а Предмостная слободка на другой стороне была полностью затоплена. Киевляне, поеживаясь от холодного ветра, испуганно смотрели на волны, простиравшиеся до линии горизонта. Водомерная рейка у Цепного моста засвидетельствовала, что уровень реки поднялся на две с половиной сажени, а вода все прибывала и прибывала. Распространялись панические слухи, что с верховий Десны и Сожи идет громадный вал талой воды, которая захлестнет город, оставив над поверхностью только крест в руке святого Владимира, что венчал Владимирскую горку.
И лишь в самый канун Пасхи наводнение остановилось, вода еще не спала, но уже прекратила свое наступление. Бурное море, в которое превратился Днепр, успокоилось и ласково заиграло пологими волнами. Черные клокастые тучи замедлили свой безостановочный бег, поднялись выше, посветлели, между ними вдруг появились синие прогалины, и впервые за много дней выглянуло солнце. Воздух заметно потеплел, и вечер страстной субботы выдался теплым и тихим. Сотрудники «Киевской мысли» Степан Бразуль-Брушковский и Марк Ордынский не замечали прелести вечера, торопливо шагая по направлению к Владимирскому собору. У решетки Ботанического сада их обогнала компания мастеровых. Один и мастеровых, обладатель плоской как блин рябой физиономии, подмигнув своим товарищам, пихнул Ордынского в спину, да так сильно, что тот не удержал равновесия и растянулся на булыжной мостовой. Его судорожный пируэт насмешил озорников, загоготавших на всю улицу: