Евангелие называет «наемниками» работающих за плату. Договор налагает обязанности на обе стороны и каждой стороне предоставляет права. В случае конфликта стороны могут расторгнуть договор и защищать свои права в суде. Психология наемничества конструктивна. Наемник подчиняется хозяину и выполняет работу, ожидая условленной платы: «якоже наемник, ждяй мзды своея» [258].
Корысть является несомненным стимулом к работе, но не к единству, потому что, во-первых, наемник дистанцируется от хозяина; «я уже не достоин называться сыном твоим; прими меня яко единого от наемник твоих» [259].
Во-вторых, наемника интересует личная выгода, а не успех общего дела. От добросовестного наемника можно ожидать качественной работы. Нельзя ожидать «верности до смерти» [260]. «Пастырь добрый душу свою полагает за овцы. А наемник не пастырь, овцы ему не свои. Видит волка идуща, и оставляет овец и бежит; и волк расхищает их и разгоняет овец. А наемник бежит, потому что наемник, и не заботится об овцах» [261]. Ни корысть, ни страх нельзя положить в основу церковного единства. Они порождают внутренние противоречия: «Друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» [262].
Название «наемник» оскорбительно для епископа и священника. Каждый из них хочет быть «добрым пастырем».
Третью область социальных отношений представляет рабское повиновение — система давно отжившая, но оставившая поныне глубокий след в человеческой психологии. В рабской системе отношений только господин обладал человеческим достоинством. Рабы были его вещами и не обладали ни достоинством, ни правами. Из рабских отношений родился термин «повиновение»: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом» [263].
«Повиновение» означало, что раб виновен по определению и должен жить в постоянном страхе перед наказанием: «Страхом смерти чрез все житие повинны были рабству» [264]. Повиновение из страха не имеет нравственной ценности: «Враги твои раболепствуют тебя, и ты попираешь выи их» [265].
Повиновение не рождает взаимности, ведёт не к личным отношениям, но к противостоянию и протесту: «Кто кем побеждён, тот тому и раб» [266].
Рабское повиновение разрушает человеческое достоинство раба и господина. Апостол предостерегает: «Не делайтесь рабами человеков» [267].
Труд раба не основан на договоре. Его стимулом являются голод и страх, потому что закон не защищает его права. Хозяин всегда прав. Раб всегда виноват. Не право, не любовь, а воля господина является для раба нормой. Власть господина над рабом не ограниченна. Она допускает общепризнанный произвол. Мистер Легри претендует на тело и душу дяди Тома. Он убивает Тома за духовную независимость.
«...Отказываюсь, хозяин, — ответил Том и утёр рукой кровь, струйкой сбегавшую по лицу. — Я готов работать до последнего вздоха, но против совести своей не пойду.
— Ах ты скотина черномазая! Ему совесть не позволяет выполнить хозяйскую волю! Вам, тварям, даже думать об этом не положено. Тебе совесть не позволяет высечь эту ведьму?
— Не позволяет, хозяин, — тихо сказал Том. Руки я на неё не подниму. Мне легче умереть.
— Ах ты святоша! А что в Библии написано, забыл? "Рабы, повинуйтесь господам вашим". Я твой господин. Я заплатил за тебя. Ты мой, и душой и телом. — Легри ударил Тома сапогом.
Его слова пробудили ликующую радость в сердце Тома. Он выпрямился и, подняв к небу залитое слезами и кровью лицо, воскликнул:
— Нет, хозяин! Мою душу не купить. Вы над ней не вольны!» [268].
Том готов оказывать повиновение своему хозяину, но не послушание.
Послушание вместе с душой и совестью он бережёт для Бога.
Великий Инквизитор уверен, что повинуясь могуществу его духовной власти, народ возведёт Христа на костёр. Он любит Христа, но видит в Нём соперника, подобно иудеям, которые «предали Его из зависти» [269]. Трагический образ прелата, «оставившего первую любовь свою» [270] и ради власти «принявшего искушения великого духа», свидетельствует, что претензии владеть человеческой совестью могут быть нечестивыми.