С признанием точности и неизменности догматических формул, научное раскрытие содержания догматов ни мало не исключалось, а только получало более правильное и сообразное с существом дела направление. Разум по прежнему мог раскрывать содержание веры, но уже не мог по своему произволу искажать и колебать его, потому что в неизменной формуле вера приобретала себе прочное ручательство от всяких покушений на её точность и истинность со стороны человеческой любознательности. Здесь можно было рассуждать только в пределах непосредственной веры, как она выражена догматическими формулами, — так что хранение буквы является действительным условием хранения смысла.
Но в то время, когда св. Григорий писал свои догматические трактаты, многие догматы еще не были заключены в строго определенные формулы, а некоторые и совсем еще не были раскрыты. Чем же должен был руководиться христианский богослов при исследовании этих догматов и вообще всех догматических вопросов, которые не были решены вселенскою церковию? Прямого ответа на этот вопрос у св. Григория нет, — но в первой книге против Евномия он мимоходом высказал такую мысль: „пока догматы благочестия еще не были приведены в известность, может быть, тогда менее было бы опасно отважиться на нововведение“ [156]. Хотя мысль здесь выражена довольно нерешительно, однако можно, кажется, думать, что по отношению к нерешенным церковию догматическим вопросам св. Григорий допускал некоторую свободу исследования. За это, по крайней мере, говорит его собственная свобода в исследовании эсхатологических вопросов.
4. План догматической системы св. Григория Нисского.
Выше было замечено, что св. Григорий постоянно прилагал термин δόγμα ко всем вообще теоретическим истинам христианства, открытым в св. писании и хранимым в церкви Христовой. Теперь нужно частнее отметить, какие именно истины христианского откровения у него называются именем догматов.
В прологе к своему Великому Катехизису, говоря о заблуждении язычников, св. Григорий предлагает примерное рассуждение, при помощи которого можно было бы привести язычника — политеиста к признанию истины единства Божия, — и называет эту истину δόγμα [157]. Так же называет он в разных местах своих творений и христианское учение о богопознании [158], о непостижимости Божественной сущности [159], о свойствах Божества [160] и троичности Божеских Лиц [161]. Следовательно, учение о Боге, во всех его частных пунктах, по представлению св. Григория, есть учение догматическое. Рядом с учением о Боге св. Григорий определяет, как догматическое, и учение о проявлениях божественной деятельности в мире и человечестве. Он называет „догматом великим и сокровенным“ учение о творении мира [162], „догматом великим и возвышенным“ — учение об особенном достоинстве человеческой природы [163]; он определяет, как догматическое, учение о грехопадении людей и о спасении их через Иисуса Христа [164]. Учение о воплощении Сына Божия для спасения согрешивших людей он чаще всего называет „таинством“ (μυστηριον), иногда „таинством благочестия“ (το μυστηριον της ευσεβείας). а иногда просто „догматом“ (δόγμα) [165]. Те же именования прилагает он и к учению о крещении, именуя его и „таинством возрождения“ (το μυστήριον τής άναγεννήσεως) и догматом [166]. Наконец, он излагает догматическое учение о загробном бытии, о всеобщем воскресении и о будущей блаженной жизни людей [167].
164
In. cant. hom. ΧΠ, op. t I, col. 1020 B. Сontra Eunom. lib. XII., op. t. II, col. 925 C.