Поэтому не вызывает удивления тот факт, что в Кодексе канонического права Римский епископ не назван единственным законодателем. Он осуществляет свою власть совместно с епископатом; вообще презумируется то положение дел, что понтифик является гласом епископата, что для формирования и оглашения того или иного акта требуется консенсус, достигаемый понтификом и всеми архиереями, задействованными в этом процессе (каноны 330, 336, 341, 343 Кодекса канонического права).
В сравнении с католиками, как уже говорилось выше, Православная Церковь все свое внимание уделяет именно охранительной функции, бдительно следя за тем, чтобы святоотеческое учение и догматы Вселенских Соборов не изменялись ни на одну йоту. Едва ли, однако эта односторонность соответствует тем требованиям, которые перед Церковью ставит время и сама жизнь. В.С. Соловьев (1853-1900) некогда справедливо отмечал: «Возможно ли безусловно противопоставлять друг другу такие широкие понятия, как развитие и охранение? Чтобы охранять истину от ложного понимания, мы должны развивать ее настоящий смысл»46.
Но если истина догмата не раскрывается сообразно с требованиями человеческого духа и разума, неизбежно объектом охранения начинает быть буква догмата; сам смысл его становится малопонятен христианам. Как следствие, форма превалирует над содержанием. Русский раскол XVII столетия со всей очевидностью продемонстрировал, к каким катастрофическим последствиям может привести эта практика, где животворящий дух церковного познания истины уступает место «охранительству».
Поразительнее всего то, что на словах заявляя себя хранителями веры, мы в действительности исподволь также создавали (и слава Богу!) новые вероисповедальные формулы, что неудивительно: нужно обладать полным отсутствием чувства жизни, чтобы не пытаться мыслить, в том числе в области догматики. «Несмотря на то, что у нас не встретила сочувствия теория развития догматов, догматы у нас росли. Так в «Курсе догматического богословия» митр. Макария утверждается как догмат, что вне Церкви нет спасения. Все тексты, приводимые в защиту этого тезиса, надо заметить, говорят о другом, что нельзя спастись, если будешь противиться Церкви. Но это не помешало догматизировать идею гибели большей части человечества. Но когда и где установлен Церковью этот догмат?»47.
Хотя никакими Вселенскими Соборами эти вопросы также не рассматривались, Православная Церковь включила в состав учений, имеющих догматический характер, например, учение об Ангелах и о священстве48. Которое, к слову, буквально списано с соответствующего догматического учения Тридентского собора, утвержденного 15 июля 1563 г.49 И если понимать догмат в широком смысле слова, то перед нами, конечно же, новые догматы веры. Нужно ли говорить, что плоды этой практики не всегда пригодны для духовного кормления человека?!
Однако и католическая практика «живого познания» имеет свои очевидные недостатки. Будучи отделенной от Православной Церкви, Римо-католическая церковь при всем своем авторитете и многочисленности паствы вольно или невольно придает своим новаторским идеям значение догматов, хотя, следуя строгой логики христианской церковной жизни, они могут считаться лишь теологуменами, т.е. мнениями авторитетных и даже прославленных Церковью лиц, но не голосом всей Церкви. «Один Отец Церкви или многие следовали данному теологумену, этот вопрос не может иметь существенного значения, но далеко не безразличен. Каждый из святых Отцов Церкви имел нравственное право сказать о себе вместе с Апостолом Павлом: «Думаю, и я имею Духа Божия (1 Кор.7:40). И если известного теологумена держится целый сонм таких носителей высокого религиозного духа, то во мне крепнет субъективная уверенность, что и я стою на твердой почве, что это вероятное есть в высшей степени вероятное, что оно весьма близко к истинному. Но, конечно, теологумен даже самый распространенный, не есть догмат» 50.
Почему? Потому что теологумен не несет на себе печати кафолической рецепции, Церковь не засвидетельствовала его истины. И нередко, как в случае с Filioque, теологумен рождает разномыслие, если хотите, искушает. Согласимся, есть какое-то осязаемое внутреннее противоречие между заявленным Римо-католической церковью вселенского характера, присущего ей, вследствие которого она допускает возможность священникам-католикам преподавать таинства христианам других конгрегаций, даже не состоящих в общении с Римо-католической церковью (844 канон Кодекса канонического права), с заявлением о том, что «все, оправданные верой в крещении, сращены со Христом», и «хотя Церкви Востока и Запада следовали своими особыми путями, но были объединены общением веры и жизни в таинствах»51, и 1 каноном Кодекса канонического права, согласно которому его действие распространяется лишь на Латинскую церковь. Кафолическому масштабу должен соответствовать и характер деятельности, не допускающий образование сомнений и разногласий в «Церквах-сестрах».
46
48
См., напр.:
51
«Постановление Ватиканского Собора об экуменизме»//Второй Ватиканский Собор. Конституции, декреты, декларации. Брюссель, 1992. С.7, 15.