Наступил август. Лето выдалось жарким, в воздухе пахло то ли сухой листвой, то ли дымом. Ира и Быстров продолжали встречаться. Даже Людмила Михайловна обеспокоилась:
– Саша приятный парень. И в школе был на хорошем счету. И все знают, что он спортсмен. Но, Ира, рано вам, рано…
– Мама! – Кузнецова зарделась. – Ты о чем?
– О том же. Вот где, скажи, Марина Ежова?
– Ты же сама говорила, в этом возрасте вечных отношений не бывает.
– Я не так сказала. Я сказала, что их никто не обещает. Но я не говорила, что самой себе надо яму копать. Ира, пусть он разберется с Мариной. Ты же понимаешь, что…
– Ты что-то знаешь? – вдруг заподозрила Ира.
Людмила Михайловна замялась:
– Я встретила ее маму. А та видела вас.
– И что?! Они больше не встречаются. Мало ли что говорит мама Марины и сама Ежова. Если один человек больше не хочет встречаться?! Что делать?
Людмила Михайловна промолчала. Только уже когда Ира лежала в постели, она сказала:
– У тебя так много всего впереди. Подумай об этом.
Кузнецова уткнулась в подушку и заплакала:
– Мама, я в него еще в шестом классе влюбилась!
Людмила вздохнула и погладила дочь по голове.
На следующий день Быстров и Ира, как обычно, встретились в центре и так же не спеша пошли блуждать. Они кружили по улицам, стараясь уйти как можно дальше от возможных встреч. И почему бы им не встречаться сразу в каком-нибудь укромном месте? Но нет, Кузнецовой казалось, если они это станут делать на глазах у людей, то встречи не будут иметь неприличный смысл. «Мы не делаем ничего плохого, мы даже не скрываемся…» – обманывала себя Кузнецова. Любовь эгоистична. Истина не нова, но каждый постигает ее, выступая либо причиной чужих страданий, либо жертвой в простой фигуре треугольника.
Ира Кузнецова опять влюбилась в Быстрова. Вернее, ей казалось, что она всегда любила Сашу. И тогда, в шестом классе, когда привязанности имеют наивный и немного смешной вид. И когда, к удивлению всех, Быстров стал постоянным спутником Марины Ежовой, она его тоже любила. Во всяком случае, ей сейчас так казалось. «Но я любила его молча, боясь показаться смешной и жалкой», – думала Кузнецова. В ее голове выстраивалась очень удобная для нее схема. Марина Ежова и эти ее с Быстровым отношения – детство и ребячество. Важно то, что происходит сейчас! Настоящее время – это реальность, с которой должны считаться все остальные. Кузнецова не была наивной дурочкой и старалась всегда поступать правильно. Но любовь смешала карты и расставила приоритеты по-своему. И постоянная оглядка на несчастливую теперь Марину Ежову сочеталась с яростным желанием завоевать Быстрова.
Но в этом не было необходимости. Быстров совершенно не скрывал того, что Ира ему нравится. Сначала он еще как-то камуфлировал это и даже иногда заговаривал о Ежовой. Дескать, он понимает, что «отношения зашли в тупик, но как сказать Марине…». Потом он перестал о ней вспоминать. Был занят Ирой.
Саша Быстров привык к вниманию. Взрослые удивлялись, какой он интересный и ловкий ребенок, мальчишки всегда выбирали его своим предводителем и позволяли верховодить, девочки строили ему глазки и тихо влюблялись. Понятно, в детстве это носило безобидный, озорной характер, а в четырнадцать лет превращалось в дружбу-влюбленность. Никто никогда не понимал, почему самый красивый и успешный мальчик обратил внимание на бесцветную, полноватую и очень тихую девочку. Марина Ежова всегда была на обочине школьной жизни. Но, что удивительно, внимание Быстрова она восприняла как должное. Без глупых ужимок, сплетен и зазнайства. В седьмом классе она повела себя так, как иные взрослые девушки не ведут. Школа сплетничала и потирала руки в предвкушении «трагедии расставания». Но его не произошло. В конце девятого класса школьники стали любовниками. Внешне все оставалось таким же невинным – встреча на перекрестке, вместе в школу и из школы, выходные тоже вдвоем. А если Быстров уезжал на сборы, Марина писала ему письма. Одно из них обнаружил отец Быстрова и устроил выволочку сыну. «Тебя посадят, она несовершеннолетняя!» – кричал. «Я тоже», – спокойно заметил сын. Что происходило в семье Марины, никто не знал. Ежова всегда была сдержанна и спокойна. В учительской школы этот роман вслух старались не обсуждать. Озвучить проблему означало признать ее. Тогда пришлось бы как-то реагировать. А как? Никто не знал. Не беседы же о возможных последствиях проводить? Поэтому все делали вид, что ничего не происходит. Школа вздохнула с облегчением, когда Быстров и Ежова станцевали вальс на выпускном. К облегчению примешивалось любопытство – а что же будет дальше?