Вообще никак не могу. Стою, глупо таращась то на свои ботинки, то вообще неизвестно куда. Хотя казалось бы — такой случай! Пользуйся! Вождь, вон, пользуется. Да что там, все парни пользуются, даже Ивэн.
Мне ее не догнать.
Каждый знает с пеленок — женщину не догнать, пока сама того не захочет. Если, конечно, она не хромая. Попробуй, догони их, если у них форы пол поля, если на них ничего нет, а на нас тяжеленные костюмы, в которых и ходить-то удается с трудом. Вот сейчас как вспорхнут наши легконогие мотыльки, долетят до ручья, а потом уж мы за ними, потея и громыхая.
Что делать, женщин у нас втрое меньше чем мужчин. Не рождаются.
— Пришло время выбирать! — замогильно-торжественным голосом говорит Криворукий.
Вождь смотрит на него с плохо скрываемым раздражением, встает, разминая кости, и толкает долгую речь о том, что семья это ячейка общества и как важно сделать правильный выбор.
Чувствую, как по шее, из-под шлема, текут капельки пота.
— Потерпи, мой мотылек, — шепчет Ивэн почти неслышно, одними губами, — сейчас все закончится.
Анька, конечно, не слышит слов, но понимает, чуть-чуть улыбается.
— Назовите имя! — наконец требует вождь.
Первый говорит Ивэн, и он называет Аньку. Кто бы сомневался.
— Данка! — гордо говорит Яруш.
Я знаю, никто не осмелится больше назвать ее, никто не осмелится встать Ярушу поперек дороги. Он сын вождя, высокий, сильный, удачливый… чего же еще желать? Неужели Данка достанется ему? Он-то уверен в победе. Я украдкой, не удержавшись, смотрю на Данку, а она смеется. Смеется так, что меня бросает сначала в жар, потом в холод, и я понимаю — она не позволит Ярушу себя догнать.
— Данка! — говорю я, чувствую как голос дрожит.
Чувствую, как сердце гулко стучит в груди, ударяясь о ребра, пытаясь выскочить… как подкашиваются ноги. Как же я сейчас побегу? Посмешище. На что я надеюсь? Но от этого, произнесенного выбора, становится легче.
Долго, безумно долго тянется время, называют имена… целую вечность.
И вот наконец выбор завершен.
Первой бежит Анька. Все так же безумно стесняясь, сжавшись в комок, прижав руки к груди. Как только она перебирается через ручей, осторожно перескакивая с камня на камень, долго высматривая куда поставить тонкую ножку… с места срывается Ивэн. Кажется, он бы мог нагнать ее в три прыжка, но за ручьем замедляет бег. Все знают — догнать еще в поле не хорошо. Они почти идут — Анька впереди, он за ней. На границе, в прозрачных зарослях ракиты он протягивает руку и легко касается ее плеча. Анька останавливается, поворачивается, и прижимается к его груди. Ивэн заботливо укрывает ее плащом. Потом, взявшись за руки, они у ходят в лес, у них теперь весь день и вся ночь до утра, по праву.
Зависть больно колет сердце.
И тут… случайно! мой взгляд касается Данки. И снова обжигает огнем. Она глядит на меня так насмешливо… и вместе с тем удивленно, с интересом. Или мне кажется? Она ведь никогда не замечала, меня словно не было вовсе, а тут вдруг… Просто не ожидала такой дерзости? Как я мог покуситься на нее?
Следующей бежит Леська. Она срывается с места и летит, сломя голову, в один прыжок перемахнув узкий ручей, даже не заметив преграды. Ее тоже выбрали, не я, так другие… Леська — диво как хороша.
Потом Данка. Быстрой птицей, лучом солнца сверкнув… А мы с Ярушем за ней. Ну, куда мне! Яруш бежит легко, едва касаясь земли, кажется, тяжелый костюм совсем не мешают ему. Он скачет через ручей куда раньше меня. А Данка уже скрылась в кустах. Я знаю, что мне не догнать, я с самого начала знал. Но не назвать ее имя значило бы… нет, я бы просто не смог. И пусть все смеются, пусть Леська приходит ко мне ночью с острым ножом. Мне плевать. Иначе я не мог. Пытался, но не мог. До последнего надеялся обмануть себя…
Я добежал до самого конца, до Волчьего Мыса, взмокнув, на трясущихся ногах, честно стараясь бежать изо всех сил. Ни Данки, ни Яруша здесь нет. Либо он догнал ее и они ушли, либо…
Тонкая ниточка надежды, никчемной… тонкая ниточка еще не оборвалась.
Я сажусь на землю, закрыв руками лицо. Здесь можно, здесь меня не увидит никто…
В деревню иди страшно. Если Данка там — значит у меня есть еще год. Целый год пустых надежд и таких же пустых бессонных ночей… но он у меня есть. Если Данка не вернулась… Мне даже не хочется думать о том, что будет тогда. И как я буду после этого жить.
Тяжело поднявшись на ноги, иду прочь.
На пол пути, в траве, за кустами орешника я слышу… и сердце обрывается снова. Данка? Я не вижу их, но слышу неровное дыхание, шорох смятой травы, тихие сладкие стоны… Я стою, не в силах пошевелиться, вздохнуть, не в силах уйти. Данка? Я почти до конца верю, что это она. Я почти…