Единственным, кто стоял прямо и ни за что не держался, был штурман. С потрясающе мрачным видом он, не моргая, смотрел прямо на белую звезду или на что-то, что находилось рядом с ней…
Теперь только я увидела то, чего раньше не замечала из-за ослепляющего света: прямо напротив нас, прекрасно различимые сквозь стену, никуда не двигаясь, но и никуда не исчезая, висели в виде беспорядочного скопления маленькие каплевидные корабли.
Разглядела их не только я: раздалось несколько вялых людских криков, которые тут же затухли – похоже, пассажиры начали привыкать к чрезвычайным происшествиям. Я лично тоже не стала трудить голосовые связки и промолчала.
- …Когда люди получают слишком много потрясений одно за другим, это действует на психику затормаживающе – возникает так называемое явление «ложного равнодушия», реакция проявится позже, - размеренно сообщил голос у меня над ухом, из чего я поняла, что за мое правое плечо держится Звездолет Андреевич. На левом же плече покоилась лапа Цыки, ее морда нависала надо мной, мохнатый подбородок быстро подергивался.
- Валь, - вдруг подала она голос. Я вопросительно посмотрела на нее.
- Офень валь, - докончила старая икрыска.
- Что «очень жаль»? – поинтересовалась я, уловив истинный смысл ее речи. За промолчавшую Цыку ответил Вьюк:
- Не уфпели…
- Требует внимания! – вдруг малограмотно, но очень радостно зазвучало сверху Ануну, – сейчас идет передача сообщений с родственных корабелев…
- Хороши родственнички! – нервно хмыкнул кто-то. Ануну, которое, конечно, не учило в школе пять триместров историческую грамматику и об оттенках смысла слов не заботилось, ничего не ответило и что-то в себе переключило. На уши мне навалился низкий тяжелый гул, и, прорываясь сквозь него, послышалось громкое разноголосое икание! Но наши странно примолкшие икрысы почему-то не спешили переводить его, и эту обязанность неожиданно взял на себя робот с клубничной физиономией – тот самый, припомнила я, который пытался толковать эмоции Хики, когда Мухоморов притащил ее ко мне на обследование.
Чтобы его лучше было видно и слышно, а может, для пущей важности, он собрал остатки гравитации, впрыгнул на сцену, где, вытирая лоб флуоресцентной кепкой, все еще сидел профессиональный ведущий; встал вертикально с помощью нижних щупалец и сказал несоответствующим моменту равнодушно-скрипучим голосом:
- Дайте мы скажем – нет, дайте мы, - а почему сразу вы – мы первые подлетели – а мы зря летели, что ли, - мы вас побьем, когда прилетим – это мы вас побьем… А давайте каждый спросит по очереди – давайте.
Икание на секунду умолкло, потом раздалось снова. На этот раз икало уже не сто, а где-то десять голосов.
- Кто – не перебивай, я первый начал говорить – вы такие? – довольно издевательским тоном задал нам всем вопрос робот-переводчик.
- Где капитан?! – зашипели придушенные людские голоса: все икрысы по-прежнему продолжали молчать. – Кто мы такие, спрашивают!
- А вы без капитана этого не знаете?
- Не смешно!..
Голоса смолкли: с пола, откашливаясь и отряхиваясь, поднялся Зуммеров.
- Мы представители нации землян, - напыщенно сообщил он, явно ожидая с вертящихся белых кораблей восторженных аплодисментов.
Робот заикал, переводя его речь, выждал, пока отыкаются корабли и проскрипел сам себе в ответ:
- Такой нации не знаем. Чего вам здесь – дай я скажу – ты уже говорил – надо?
- На ваши вопросы я буду отвечать только после того, как узнаю точное наименование вашей нации, - неизвестно зачем решил проявить гонор наш капитан.
- Икрысы, - скрипнул робот.
- Ах, вот оно что, - это уже сказал штурман, как будто ожидал какого-то другого ответа, и слегка повеселел. – Так что же вы, ребятки, на своих-то кидаетесь? Мы вам тут привезли целую кучу ваших сородичей – в космосе их подобрали. А они еще думали, что на планете никого не будет! Давайте-ка мы их высадим, пополним запасы воды и дальше полетим…
- Я же говорил, что надо ловить, кто был прав – дальше летите, сесть нельзя, - отрезал робот.
- Чего это нельзя?
- Не дадим.
- Здравствуйте, это еще почему?
Корабли несколько раз перетасовались, один из них подлетел немного ближе к стене смотровой площадки и быстро заикал одиноким голосом.
- …Потому что мы первые заняли планету. Мы на ней свои растения сажаем. Если всех будем пускать с их растениями, опять почва быстро испортится. У нас и так полпланеты уже осталось.
- Но ведь у ваших сородичей земля совсем потеряла плодородность! Не могли же они при таких условиях оставаться на своей планете! – возразила роботу летящая с нами почвоведка Сфера Сколопендрова.