Догонялки

В. Бирюк Догонялки (Зверь лютый — 8)

Часть 29. «От первого щелчка подпрыгнул поп до…»

Глава 155

Каждое действие или бездействие каждого человека вызывает бесконечные следствия. Мысль столь очевидная, что постоянно забываемая. Сочинителями — ну просто регулярно!

ГГ — бежит. Кого-то бьёт — и убегает. Кого-то поджигает — и убегает. Кого-то громит — празднует… и — убегает. «Этот — ударил, тот — сдох». ГГ является источником событий. Вот — действие ГГ, вот — первое следствие. Побежали дальше. «Полная смена декораций». «Автомат без памяти». Или — с очень короткой памятью. Но в миру-то храниться память обо всём.

«Ничто на земле не проходит бесследно.
И глупость свершённая — всё же бессмертна.
Как молоды мы были, как искренне тупили…
Теперь оно нашло тебя».

ГГешный подход похож на истину только при очень коротком периоде наблюдения. А вот «эпопеи» типа «Тихого Дона», или «Угрюм-реки», или «Сага о Форсайтах», или «Унесённые ветром» — показывают и другой эффект. ГГ чего-то совершил, кого-то побил, с кем-то переспал. Пережил это, даже забыл. А начавшаяся цепочка следствий продолжает разворачиваться уже без его участия, часто — вне его поля зрения, в неизвестности. И, сформировавшись там, в невидимом пространстве мира, вдруг выскакивает, догоняет его. Догонялочка…

Какой-то парень, которого ГГ видит первый раз в жизни, вдруг кидается на него с ножом.

— За что?!

— Двадцать лет назад ты убил моего отца!

Или шлюшка в борделе, разглядев, поутру после бурной ночи, фигурный нательный крестик, вдруг кидается к ГГ на шею, и, обливаясь слезами, сообщает:

— Папочка! Я твоя незаконнорождённая дочь!

Фольк и литература полны такими сюжетами. От «Боя Муромца с Подсокольником» до, например, вот такого:

«Тёплый дождик прошёл в Ватикане,
Собрался кардинал по грибы,
Вот приходит он к римскому папе:
— Папа, папа, ты мне подсоби.

Кардинала тот обнял рукою,
„Не ходи, — говорит, — ты гулять,

Я ведь твой незаконный папаша,
Пожалей свою римскую мать“.

Кардинал не послушался папы
И пошёл в Колизей по грибы,
Там он встретил монашку младую,
И в любви объяснились они.

Кардинал был хорош сам собою,
И монашку сгубил кардинал,
Но недолго он ей наслаждался,
В ней под утро сеструху узнал».

Но я-то во всё это, в эту «Святую Русь» не «на минуточку за пивом забежал». Я же сюда жить вляпался. На всю жизнь, хоть бы и вторую.

А в жизни, помимо массы придуманных вариаций по теме утерянных-найденных детей-родителей-родственников существует ещё куча реальных ситуаций, когда сделанное-сказанное когда-то, кажущееся давно прошедшим, закончившимся, «закрытым», вдруг как-то прорастает в мире и догоняет тебя. Как случилось, например, с моей фразой о «лопушке для ран души».

У Екклесиаста сказано: «Всему своё время,… время разбрасывать камни, и время собирать камни». Речь, явно, идёт о разных временах. Хотя бы — как при посадке картошки на Чукотке:

«— Утром — сажаем, вечером — выкапываем.

— Неужто вызревает?!

— Не, осень кусать хосесся».

А в человеческой жизни оба это процесса идут одновременно: одной рукой — «камни» разбрасываем, другой — собираем. «И правая не ведает, что творит левая».

Кое-какие из моих «догонялок» начали меня догонять. Пришло время «собирать камни». И одновременно — бросаться новыми. Оба процесса всегда нервируют. Как говорила Рина Зелёная: «У меня от вас каждые пять минут — разрыв сердца».

…

Появление попа Геннадия в «Паучьей веси», его внешность и поведение, вызвали у меня… Вполне по «Мимино»:

— Такой сылный неприязнь чувствую. Кушать не могу!

Мне очень хотелось убраться поскорее из «Паучьей веси». От этой иерейской физиономии. Но приходской поп… Это же как церковный брак — «и только смерть разлучит нас». Разве что — согласия перед аналоем не спрашивали. Ни мне от него, ни ему от меня — никуда не деться. Но такая ж противная морда!

Я заставил себя проконтролировать перенос пресвитерских вещичек с вдовьего двора, уход бурлаков, которые притащили в селение «поповскую кошёлку». Успел и с Хрысем о делах поговорить, и с Беспутой… по-беспутничать.

На обратном пути заскочил в Рябиновку — доложился Акиму.

Я ожидал одной из двух возможных реакций на мою стычку со священником. Либо: «Ну ты дурак! Что ж ты наделал!», либо: «Так ему и надо, жеребячьему сословию!». Почему на Руси духовенство называют «жеребячьим сословием» — не знаю. Но Аким, внимательно выслушав мой отчёт, задал только один, правда — комплексный, вопрос: