Нашлись здесь и мои гривны, плаченные за разводы, и ногаты за прочие требы проведённые. Обнаружилось и несколько нательных крестиков и обручальных колец.
Сперва показалось — снятых с умерших. Ну и правильно. Ещё Мономах в своём «Поучении» писал:
«И в земле ничего не прячьте — то нам великий грех».
Упорно сохраняется даже и в 21 веке языческая традиция класть в могилу предметы, якобы необходимые в следующей, загробной жизни. С немалыми усилиями эта традиция выкорчёвывалась на всём пространстве христианского мира. В России — безуспешно. И в гроб убитому и отпеваемому по православному обряду бандиту в «Бригаде» кладут пистолет.
Украшениями увешивали московских царей и цариц, хороня их в подземельях Архангельского собора Московского Кремля. Покойников обряжают в драгоценности, в дорогие одежды, будто на великосветский приём. И правда: где ещё более «велик свет», чем при встрече с ГБ? Но все богатства земные — прах и грязь перед лицом Господа.
Золотое шитьё и гранёные алмазы не держаться на душе человеческой. Зато очень хорошо привлекают разного рода гробокопателей. В их бесконечной и разнообразной череде, от обычных мародёров до маститых археологов, первыми часто оказывались сами гробовщики и священники. В тот момент, когда родственники уже простились с обряженным телом, но гроб ещё не закрыт, немалое количество ценностей меняет своих хозяев. Впрочем, умерший — принадлежит богу. А всё что на нём — естественно, служителю божьему. Так же, как нательное имущество казнимого — принадлежит палачу.
Однако до меня быстро дошло: зря я о покойнике так плохо думаю — все умершие и у «пауков», и в Рябиновке, и у меня в Пердуновке — были уже закопаны. Молебны служились над могилами, а не над гробами. Это, скорее, плата за требы. Видать, кое-кто из крестьян снимал с себя всё, что ценного оставалось.
— Эта… боярич… и чего ж с ним приключилося-то?
— Приключилось с ним несчастие. Пьёте вы, Звяга, хмельного много. Вот и пресвитер Геннадий лишку принял. Дорогой-то его и подразвезло. А как к лодке подошли — споткнулся он. Меня сшиб… ну, борт лодейный… сам понимаешь — твёрдый. Полосу поперёк моей спины — видишь? Ни вздохнуть, ни охнуть, ни на помощь позвать. А он-то… головой вперёд и — в воду. Кинулся я поддержать, за ноги его вцепился… весь ободрался. Сил-то моих против такой туши… Он и залился. Что не ново — пьяным к воде подходить вредно. Все слышали? Вопросы есть?
Точно: споткнулся покойный. На стезе духовной. Об собственное стяжательство и к отрокам плешивым пренебрежение. А что борт у лодки твёрдый — любой сомневающийся может сходить и сам пощупать.
— И теперя чего будет? Тута хоронить будем или как?
— Батя велел его возле нашей церкви похоронить. На пригорочке под берёзами.
Мальчишка, прислуживавший попу и так успешно сымитировавший травму ноги, уведя Сухана, проснулся от нашей суеты и теперь напряжённо рассматривал покойника, стоя среди толпы моих людей в тесной баньке. Вот его, этого смуглого, темноволосого и черноглазого, хмурого мальчонку я только что сделал сиротой. Что ж, и у подлецов рождаются дети.
Первая мысль была очевидной: живой свидетель — убрать. Потом пошли сомнения. Свидетель чего? Насколько у него хватит догадливости? Или болтливости, чтобы рассказать другим, более догадливым?
«Не человека — нет проблем». Звучит как мудрость. Но не всегда. Два трупа в один момент от одной причины — нормально. Но та же коллекция с разрывом во времени… вызывает подозрения.
Издевательства и мучения, причинённые мне отцом Геннадием, удовольствие от этого процесса, звучавшее в его голосе, в очередной раз придавили на корню мои поползновения кого-то здесь жалеть или сочувствовать. Всякое моё послабление, мягкость, милосердие — оборачивается попыткой оторвать мне голову. Или ещё чего, по жизни нужное.
Так что, угробить мальчишку я не решился не из жалости, а исключительно из предположения возможных осложнений.
— Звать-то тебя как?
— Христодулом крещён.
— Чем крещён?! Каким дулом?!
— Ты чего, не понял?! Ну, ты тупой! Имя мне такое — Христодул. Святой такой. Каждый год 16 марта и 21 октября тропарь читают: «В тебе отче известно спасеся еже по образу: приим бо крест, последовал еси Христу, и дея учил еси презирати убо плоть, преходит бо, прилежати же о души вещи везсмертней: темже и со ангелы срадуется, преподобне Христодуле, дух твой».
Первый раз слышу. И половину слов просто не понимаю. А у него и подозрения не возникает, что я ещё по этим числам в церкви ни разу не был, тропарь этот… — а что такое «тропарь»? — ни разу не слышал. Да и в остальные дни…. Учиться, факеншит, срочно! «Учиться, учиться и учиться»… Да сколько ж можно?! Тогда чего попроще: