Оказывается, у Гаса была мечта — покататься на знаменитом катке первого уровня Эйфелевой башни. А я и не знал о нем.
Теперь вот знаю.
Декабрь 2015 г. Франция. Париж. Рождественская неделя.
В прошлом году у меня хватило ума не лезть на каток… и не вставать на коньки.
И какого хуя в этот раз меня переклинило?
Пару дней придется похромать, но … оно того стоило.
Мое второе незабываемое Рождество.
В этом году я даже не бурчу. Мне хорошо, мне просто охуенно.
2018 г. Версаль
Джастин
Я улыбался, читая эти строки, а потом продолжил вспоминать.
Вернувшись из Франции домой, я сразу же окунулся в работу и закрутился, как белка в колесе. Мы планировали открыть выставку перед Рождеством, что было довольно смело, учитывая количество различных предпраздничных мероприятий, но мы рискнули и не зря. Все прошло даже лучше, чем я ожидал. Мы продали почти все картины. Пусть и не очень дорого, но это все равно был успех. И если бы не тоска по Брайану, я был бы вполне счастлив.
Рождество, а заодно и удачную выставку я отпраздновал в каком-то клубе, надравшись в стельку. Кажется, я даже кому-то пытался излить душу, а потом звонил Брайану (конечно, я сумел достать номер его телефона еще в Париже). Я не знаю, сколько раз я набирал номер. Я просто слушал его голос, ничего не отвечая, пока он, наконец, не высказал все, что думает о звонившем и не отключил телефон. Я до сих пор не помню, как очутился дома.
Наутро у меня было жуткое похмелье, но именно тогда в моем плохо соображающем мозгу вдруг возникла идея, давшая начало циклу картин для весеннего вернисажа. Я назвал его «Радуга». Семь цветов радуги — семь картин. У каждой свой цвет, свое настроение, свой сюжет и своя часть моей души. Это должны были быть необычные картины. Каждая бы являлась законченной, самостоятельной, и в то же время — должна была быть частью целого. Развешанные в определенном порядке, они бы составили профиль мужчины. Я закрывал глаза и видел их. Это могло стать чем-то необычным, неординарным, новым… Идея бурлила в моей голове и рвалась на полотно.
Я постарался, как можно скорее вернуться в Париж, и в конце января уже приступил к работе над своим замыслом. Я буквально жил в студии, погрузившись в свой удивительный мир живописи, совершенно отгородившись от реальности. Порой, Полю приходилось меня силой вытаскивать оттуда. Рука все больше и больше беспокоила меня, но я не обращал на нее внимания. Странно, но в то время, казалось, вдохновение не покидало меня. Единственное, чего мне не хватало, так это, хоть и редких, но встреч с Брайаном. На двух презентациях — уже не помню чего, но на которые я все же выбрался — Брайан не появился. Выставку и аукцион тоже проигнорировал. Он как будто решил избегать тех мест, где мы могли бы пересечься. Хотя, возможно, я преувеличил, и это было простое стечение обстоятельств, но это не отменяло того факта, что я здорово скучал по нему. И только горячие сны с участим Брайана, который трахал меня во всех мыслимых позах, помогали держаться.
Весенняя выставка приближалась, и меня бросало в дрожь от предвкушения нашей встречи с Брайаном. Я почему-то не сомневался, что он обязательно объявится. Я знал, что Брайан получит приглашение, но на всякий случай послал ему еще одно, лично от себя. И все же, временами меня охватывало какое-то странное беспокойство, даже страх. Мне казалось, что скоро в моей жизни произойдёт нечто важное, что основательно перевернет ее, вот только в какую сторону я не знал. И я оказался прав.
Март 2016 г. Франция. Париж. Выставка.
Джастин.
Выставка была в самом разгаре. Я уже выслушал бессчётное количество восторженных отзывов о своих картинах и теперь стоял один в углу зала, наблюдая за посетителями. Но сейчас меня интересовал только один человек, которого пока не было в зале, но я не сомневался, что он придет. Да, нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
Наконец, Брайан появился. Один. Как всегда, сногсшибательный, уверенный в себе, сексуальный… порочный. Хищник. И всегда им был.
Мне стоило большого труда сдержать счастливую улыбку и не закапать слюной пол под ногами. Впрочем, многие свернули шеи, глядя на Брайана. Все же я взял себя в руки, нацепив бесстрастную маску на лицо, но как не старался, мой взгляд все равно постоянно возвращался к Брайану. Заметив меня, он лишь сдержанно кивнул в знак приветствия. Я тоже кивнул в ответ, но внутри у меня все замерло в предвкушении, а во рту пересохло. Я сделал большой глоток. Я не сомневался, что сегодня заставлю Брайана не только трахнуть меня, но и выпустить свои чувства наружу, вспомнить нас. Я ждал от него знака, жеста, хоть какого-то намека, но он упорно не замечал меня. Но я не собирался сдаваться, а продолжал наблюдать за ним.
Исполнив все ритуалы вежливости, Брайан, наконец, обратил свое внимание на выставленные работы. Добравшись до моих картин, он остановился и долго рассматривал их. Я видел, что ему нравится. А когда он покачал головой, то понял, что он узнал профиль мужчины, сложенный картинами, свой профиль.
Вот он, удобный момент. И если Брайан не решается, то я сам сделаю первый шаг. Я отставил бокал с шампанским и направился в его сторону. Мне оставалось всего несколько шагов до цели, когда рядом с Брайаном вдруг нарисовался «Алан из аптеки». И откуда он только взялся? Я резко остановился, как будто наткнулся на невидимую стену, но отступать было поздно, и я уверенно подошел к парочке.
— Что скажешь? — обратился я к Брайану, не отрывая взгляд от картин.
— Это… необычно, — ответил он, так же не глядя на меня.
— Это гениально, — добавил я, не сдержавшись.
Брайан усмехнулся, но ничего не ответил. Потом он развернулся и приобнял за талию своего партнёра. Это было как удар под дых, но я сумел выдавить улыбку.
— Не думал, что твой… друг здесь появится, — начал я. — Ты же говорил, ему это неинтересно.
— Почему же? Иногда мне хочется посмотреть на картины, — вступил в разговор Алан, ухмыляясь. — Вот только, скажу честно, не всегда понимаю нечто подобное, — он небрежно махнул в сторону моих работ. Сучонок! Мне захотелось разбить ему морду, но приходилось сдерживаться.
— Не удивительно. Такое не каждому дано, — ответил я все с той же приклеенной улыбкой. — Здесь нужно иметь тонкий художественный вкус, ну, или хотя бы вообще вкус, а еще воображение.