Передо Лотой был не просто длинноволосый бродяга: это был архитипический образ Мужчины у Костра.
(Через много дней после того первого дня Птица подарил Лоте свою фотографию. Она потом долго хранилась в разных местах, пока однажды не исчезла бесследно во время переезда. В томике Кортасара, где рассказ про Девочку-медвежонка. В папке среди Гитиных эскизов - осыпающихся, как крылья бабочек, пастелей. Одно время лежала в шкафчике, где Лотина бабушка держала лекарства. Потом перебралась в верхний ящик письменного стола. К ней очень подходило название "моментальный снимок": все нерезко, туманно, черно-бело. Черты плохо различимы и слегка смазаны - словно голубь взмахнул крыльями, опускаясь на карниз. Глаз не видно, рот приоткрыт, темные волосы растрепаны ветром. Правая рука поднята и обращена ладонью к зрителю. Непонятно, что означал этот жест - прощание или желание загородиться от объектива. Эта фотография очень помогла ей в те дни, когда была необходима любая зацепка, любое доказательство того, что все происшедшее действительно произошло. А потом она пропала. Прошлое отделилось, чтобы окончательно сделаться прошлым).
Поляна, где располагался лагерь, была вместительной, но к вечеру на ней собралось столько народу, что она показалась Лоте тесной. Наиболее яркие представители местной диаспоры явились непосредственно перед ужином. Один из них был невысокий, немолодой - лет 35-ти - человек в неожиданно чистой белой рубахе, заправленной в брюки с подтяжками. Это был Герцог, сумасшедший литератор, который, как рассказала Лина, прибился к лагерю еще в апреле. На поляну он притащил пенку-седушку, настоящую фаянсовую тарелку, вилку, ложку, нож.
-Проклятый вертеп, - ядовито шипел Герцог, расстилая газетку и раскладывая свои образцовые приборы.
Лота устроилась очень удачно: перед ней открывалась поляна, и костер был расположен удобно - не далеко, но и не слишком близко. И, главное, Птица сидел напротив.
-Я в Киеве почти не выхожу из дома, - вдруг обратился к ней Герцог экстравертно и даже приветливо. - Разве что за пенсией. Теперь-то от пенсии ничего не осталось - так, копейки. И вот вообразите, что означает для меня вся эта кутерьма, тусовка, эти крики, распевание песен. Но ничего: терплю. Притерпелся. Помаленьку приспособился. Вообще-то я, знаете ли, пишу, а занятие это, как вы понимаете, требует уединения и внутренней тишины.
-А что вы пишете? - поинтересовалась Лота.
-Прозу. Поток сознания. Я - классик, а вы как думали? Классик - это тот, про кого всем кажется, что он давно помер, а он все еще жив, - Герцог захихикал. - Это и есть тот самый памятник нерукотворный и прижизненный.
-А что значит - поток сознания?
-Это, если угодно, отсутствием сюжета. Я твердо убежден в том, что сюжет губит текст, отвлекает читателя. Сбивает с толку и уводит от главного.
-А что главное? - брякнула Лота.
Герцог пожал плечами.
-Главное - это тончайший рисунок мысли. Графика. А потом, если хотите, живопись - ярчайшие цветовые пятна. Импрессионизм! В наши дни сюжетная проза безнадежно устарела, она атавистична. Современный читатель - разумеется, если это читатель достойный, имеющий необходимый багаж - отправляется в свой читательский трип, как охотник за дичью. Но дичь должна быть заранее отстрелена, приготовлена и разложена в нужных местах, а это уже задача писателя. Вы Пруста читали?
-Только планирую. Вот Кортасара я очень люблю!
-Нуу, Кортасар - это наше все, - уважительно закивал Герцог. - А что именно из него вы знаете?
-Все рассказы и романы, которые выходили на русском. Но романы мне меньше нравятся.
-Это вы им меньше нравитесь, сударыня, - проворчал Герцог. - Вы до них просто не доросли. Не обижайтесь только, ради Бога, на мои слова. Не доросли, не дозрели - романы писал гораздо более опытный автор, нежели рассказы. Читайте, барышня, образовывайтесь! На вашем лице я вижу элементарный недостаток образования, - Герцог бросил на Лоту проницательный взгляд. - Кстати, я не уверен, что вам необходимо высшее учебное заведение. Скорее, наоборот: сторонитесь учебных заведений так же, как пенитенциарных. Книги - вот что даст вам единственно правильное образование души и духа. А если нет, на что вы расходуете жизнь?
Тут на поляне появились две полуголые девицы. Одна несла на руках грудного младенца, другая - ворох тряпья. Проходя мимо Герцога и Лоты, они чуть не задели их своими сарафанами.
-Люди по сути своей страшны, - неожиданно Герцог понизил голос и перевел разговор на другую тему. - Что у них на уме, вы знаете? Вот и я не знаю. Может, они затаили какое-нибудь зло, злоумышляют преступление. Человек - это адская шкатулка. Никто не подберет к ней ключ, а если даже подберет - немедленно сойдет с ума. Приоткроешь - и в тот же миг ядовитая пружина вонзится тебе в палец. Вы, разумеется, слышали притчу о трех мудрецах, которые созерцали рай?