Сквозь марево едва прослеживалась неясная фигура Клайда.
Он вытянул перед собой пистолет. Вампир воплотился возле священника, словно только что рожденный самой тенью, и свистящим взмахом когтей выбил из руки оружие. Схватив за горло пастора, он готовился вонзить клыки в пульсирующую жилу, как вдруг случилось нечто непредвиденное и совершенно невероятное: руки Клайда вспыхнули рыжим пламенем, и этими огненными руками он обхватил голову демона, подняв над Иристэдом невообразимый вой.
Нахлынувший ужас мгновенно достал Амари из полузабытья и стиснул горло народившимся криком. Ее лицо исказилось страхом перед сокрытым естеством Клайда. В жестоких — что несвойственно пастору — ладонях, полных губительного огня, застыла безмолвно кричащая обугленная голова вампира.
Мертвое тело упало к ногам Клайда с глухим звуком, но руки священника все еще лизали языки жаркого пламени оттого, что он не в силах был укротить их. Вопреки устрашающей магии, способной сжигать города, в глазах Клайда стояла абсолютная беспомощность. Казалось, он был напуган не меньше Амари.
Объятая трепетом перед магическим огнем, девушка не могла сдвинуться с места и заставить себя встать. Ее вскинутый взгляд смотрел на Клайда с опасением и безмолвной мольбой, просившей священника не приближаться. Клайд обреченно прикрыл веки, будто боролся с нестерпимой болью, и пламя, хоть и не сразу, но все же погасло, не оставив на коже следов появления.
Невзирая на то, что район оказался не из тех, где люди открывают ставни на шум, раздирающий крик породил любопытство многих. Клайд не сводил с Амари серых глаз, в глубине которых плескалось раскаянье, и не замечал стягивающихся со всех сторон зевак.
— Амари, я… — разъедаемый чувством вины, которое Клайд не пытался скрыть, он сделал к ней осторожный шаг, но остановился, дернув головой на стук приближающихся шагов.
К ним спешил Рю. Вид трупа со сгоревшей головой вызвал у охотника неподдельное отвращение.
— Клайд, ты как? — спросил он тоном беспокойства, обозначившимся и на лице.
На что Клайд лишь поджал губы.
— Ясно, — нахмурился Рю и вновь опустил глаза на тело. — Иди, я сам здесь разберусь.
Амари поспешила подняться на предательски слабые ноги, пока Клайд не оставил ее, и тяжелым неповоротливым языком промолвила ему вслед:
— Погоди, я с тобой.
Она распознавала скованность Клайда и хотела утешить его. Уже не впервые. Странный порыв для той, кому с детства прививали безразличие к людям.
Ведь любой из них мог стать жертвой Амари.
— Амари, — осадил ее Рю. — Не нужно…
— Вообще-то, — прервал брата Клайд. — Я бы сейчас не отказался от компании.
Его голос дрогнул неуверенностью, словно пастор колебался между желанием видеть девушку рядом с собой и побыть в одиночестве.
Рю недоверчиво сузил глаза.
— Уверен?
Клайд кивнул головой, не дав себе время на раздумья. Вероятно, чтобы не засомневаться.
Небо горело алым предрассветным пламенем, в еще непроснувшемся воздухе царила прохлада. Спокойная гладь воды ласкала низ отвесной скалы, Клайд примостился на краю каменного уступа, покрытого клочками травы, и обратил глаза к багровому горизонту, где над далекими сопками с пологими склонами рдела пленительная заря. Пахло горным мхом из расщелин и поднимавшейся с реки сыростью.
Амари села рядом, свесив ноги с утеса. По благоговению возникшем на лице девушки можно было судить о том, что открывшийся вид вторгся в ее душу так же всецело, как и в душу Клайда. Оттого он любил это место.
Амари определенно была не глупа: обычно бойкая на язык, она чувствовала, когда следует помолчать, и Клайд искренне довольствовался ее тихим обществом, ведь признание страха требовало покоя. Но мог ли покой найти сердце того, кто не в силах был выбрать, что хорошо: оттолкнуть от себя Амари или поверить ей самые страшные тайны.
— Я — маг, — не зная с чего начать, проронил Клайд, внутренне ожидая осуждения, так как сам себя он судил за это.
— И давно оно у тебя? — спросила Амари так, будто речь шла о тяжелой болезни. Очевидно, проявление магии повергло ее в глубокий шок.
— С рождения, обнаружил в семь лет, — Клайд поник головой, приближаясь к той части истории, о которой он предпочел бы молчать, но упоминание которой было неизбежно, — когда убил свою семью.
Из глубин памяти поднялся многоголосый крик, холодя в жилах кровь. Треск пламени сильней и сильней клокотал в сердце Клайда, заковывая пастора в напряженную неподвижность. Он вспоминал детский ужас перед несущим смерть и разрушение огнем. Пожар, учиненный Клайдом без умысла, пожирал все на своем пути, но обходил стороной создателя, обдавая его только жаром. Однако, что удушало сильнее — пекло, обхватившее Клайда, или вина за свой грех, которую ему предстояло пронести через всю жизнь, — тогда еще сложно было сказать.