— Проезжал мимо. Судя по всему, торопился на виселицу.
— Мне помолиться за него? — пошутил Клайд, попытавшись сгладить углы.
— Если читать молитву каждый раз, когда Лирой попадает в передрягу, можно язык до мозолей стереть.
Охранная печать на пыльной брусчатке смотрелась выжженным кругом с начертанными внутри символами, содержание которых Клайд при всем упорстве не находил в книгах, так или иначе затрагивающих природу магии. Недоступность колдовства ограничивала соответствующие знания, что во многом усложняло положение и самого Клайда, и нуждающегося в защите Иристэда. Даже сложно сказать, что именно стало причиной густеющей тайны вокруг чародеев, о существовании магии знали многие обыватели, но немногие видели ее проявление воочию. По наружному виду владеющие азами колдовства ничем не отличались от простых людей и не демонстрировали признаков владения сокрытыми талантами. Только редкий скиталец самой заурядной внешности порой осмеливался выдать причастность к чему-то большему.
Так появились печати — в результате сделки Дайодора Моретта и странствующего жреца.
Четыре — по одной на каждую сторону света: у главных ворот, со стороны реки и возле двух застав. Вместе они создавали невидимый купол над городом, служивший демонам нерушимой преградой.
И все четыре оказались невредимыми. Клайд провел кончиками пальцев по очертанию последнего круга близ реки, словно намеревался нащупать какой-то след, хотя к тому моменту он был предрасположен мнению, что к печати никто не прибегал со времен ее возникновения.
— Нужно выяснить, в чем дело, — заявил Клайд. — Ночью заступаем в дозор.
— Грядет возрождение клана? — хмыкнул Рю, сложив руки на груди. — Нас всего двое, хвала твоему богу, что отец этого не видит.
Сам Рю в богов не верил. Он верил в себя.
Когда ночь погрузила Иристэд в сонную тишину, от главных въездных ворот по улицам быстро расползлись огоньки. Свет масляных фонарей выхватывал из мрака городские крыши с печными трубами, особняки, увенчанные мансардами, соборную колокольню и множество павильонов дворца бургомистра.
Казалось, эта ночь не предвещала какого-то толчка грядущих событий, но обстоятельства складывались неблагоприятно для Иристэда.
С сильного удара две́ри ночлежки «Флове́р» распахнулись, бросив на дорогу отсветы каминного пламени, и под гомон толпы из проема вылетела Амари. Стоя на коленях, она ругалась забористой бранью и зажимала липкую струю крови из носа, не сознавая хмельной головой рукопашной драки, в которую ввязалась. Обычно Амари показывала себя грозным соперником в бою, однако в тот вечер, беспристрастно угощаясь всем, что подавал хозяин — будь то пиво или домашняя брага, она растеряла былую прыть. Замах ее стал неточен и вял, а тело ватным и неповоротливым.
Обессиленная, с молчаливым рассудком, Амари плелась усталым шагом на нетвердых ногах и не видела направления. Оступаясь на неровной дороге из булыжника, она придерживалась стен ближайших домов, совершенно не догадываясь, что представляет собой со стороны: будь на дворе ясный день, Амари ославила бы себя как пьяницу. Вероятно, люди и вовсе по-ханжески отворачивали бы от нее взгляды.
Она забралась вглубь какого-то короткого переулка, которого почти не достигал свет фонарей, и замедлилась. Помутненный рассудок едва улавливал, что в этом бешено вращающемся мире, существовал кто-то еще, помимо Амари, и даже больше — находился около нее. Слух, не подводивший в любое другое время, поздно подсказал присутствие постороннего, — когда Амари подняла голову, на нее уже стремительно падала черная тень, наделенная глазками, сверкавшими блеском рубина.
Тень навалилась на девушку вполне ощутимым весом, уронив с ног. Не разбирая судорожного мельтешения перед собой, Амари интуитивно выдернула из-за пояса длинный кинжал, готовясь замахнуться в сторону противника, но в эту же секунду тень схватила ее пальцами за ремни портупеи, и, оторвав от земли, швырнула через переулок. Клинок выскользнул из неловких рук, с жалобным звоном канув в ночи. Ошеломляющая боль от удара о камень отрезвила Амари, но вернувшиеся чувства не переменили расстановки сил: нападавший взял девушку за отвороты куртки и приблизил к себе.
Тень постепенно обретала черты, пока Амари не разглядела во мраке чудовище. Строением оно напоминало человека, но пленивший девушку лик дьявола ничего общего с людьми не имел. Амари пожирали голодные, налитые кровью глаза, блестевшие так, словно в них бился огонь адского пламени. Дьявол дохнул на нее смрадом старых помоев, и Амари резко отвернула голову, случайно ловя взглядом свидетелей ее затруднительного положения.