— Я никогда не преклоню колен перед кровососами.
После всех неверно принятых решений, бессонных ночей, позорного разоблачения Рю не мог больше позволить себе ошибиться. И полностью осознавая последствия, он не хватался за жизнь предателя, несчастно влюбленного мужчины, недостойного сына своего отца и самого худшего брата, каким приходится Лирою.
— Так я и думал.
Повелительным жестом Виктор разрешил вампирам не сдерживать голода. В небо поднялся истошный крик, и Рю испуганно заметил, как тело Альвара со всех сторон пронзили когти-кинжалы. Из глубины души поднялся пережитый в детстве страх, рано посеребривший волосы, — Рю оторопел. Его руки, знающие все сами, потянулись обнажить меч для отражения атаки наступающих демонов, но резкий наскок со спины застиг Рю врасплох и безвольно повалил на землю.
Вампиры кинулись ото всюду терзать Рю зубастыми пастями. Под тяжестью тел, под натиском вихря беспощадных когтей и клыков, что были сродни наточенным лезвиям, сознание необратимо погибало, унося Рю в избавительную черноту, призванную окончить нестерпимую боль.
А ведь Рю так и не успел раскаяться перед Лироем, искренне рассказать о страхах и волнениях. Рю не вышел на путь примирения ни до Ночи дьявола, ни после, и, пожалуй, умирая, счел бы это самым досадным, самым болезненным упущением, если бы не сходил с ума, сгорая в агонии.
Рю Моретт покинул этот мир несчастным человеком, не добившись успехов ни на поприще любви, ни на поприще карьеры. Не прощенный семьей, не осуществивший сокровенных мечтаний.
Так и не догнавший свой ясный рассвет.
Впервые он увидел Лироя будучи пятилетним мальчишкой. Укачиваемый в колыбели младенец глядел на Рю ясными глазами, не зная, что смотрит на старшего брата, но уже готовый отдать этому человеку всю любовь, на которую способно искреннее детское сердце. Рю был удивлен и заинтересован.
Он протянул малышу руку, и Лирой крепко-крепко обхватил брата за палец. В этом жесте значилось столько любопытства и в то же время безграничного доверия, свойственного не знавшему жестокости мира ребенку, что Рю не сдержал улыбки. Глаза Лироя, в которых танцевало солнце, засветились ответной радостью.
— Совсем маленький, — Рю обратился к матери, сидевшей рядом за вышивкой.
Несмотря на яркую красоту ее молодости, во внимание куда острее бросался вечно печальный взгляд. Рю было всего пять лет, и в силу возраста он не мог увидеть за угасающим видом матери бремени, которым легла на ее плечи жизнь в угнетении, в нелюбви.
— Защищай его, — едва слышно проронила она, — однажды настанет время, когда у Лироя не будет никого, кроме тебя.
И отчего только взрослым так нравилось раскидываться туманными фразами, понятными лишь им одним?
Вот и маленький Рю не смог взять в толк слова матери, возражая:
— А как же вы с папой? Вы будете всегда.
Мать молчаливо опустила глаза на вышивку в руках. Рю посмотрел на Лироя и подумал о том, что трепетно оберегать кроху меньше его самого — это правильно, и им с братом предстоит стать самыми близкими, самыми верными друзьями.
Амари покинула дворец на нетвердых ногах. Впервые на ее памяти прошлое ассасина развеялось дымом, не оставив следов существования, — девушка была раздавлена, ни в чем не уверенна и полностью охвачена отчаяньем, чего воспитанник хладнокровных убийц позволить себе не мог. Положение становилось все хуже, а Амари все более бессильна против него. Сражаясь со свинцовой тяжестью на груди, девушка решила остановиться, вдохнуть прохладу сгустившихся сумерек, собраться с мыслями и вспомнить все, что знала, дабы зря не терять времени на поиски Лироя там, где его быть не могло. Но только она устремила взгляд за прутья ворот, как заметила пристально наблюдающую черную тень.
Добившись внимания Амари, тень зашевелилась и бросилась прочь.
Амари немедленно поспешила следом. Черный плащ мелькнул в конце улицы и исчез между домами, не разоблачая носителя, однако в душе девушки уже поселилась твердая убежденность, что она знала темную личность, которая жаждала преследования неспроста, и ноги сами повели Амари туда, где она надеялась застать некто, скрывающегося во мраке Иристэда.
Взбираясь на башню старой ратуши, она то замирала от волнения, то продолжала путь. Амари страшилась этой встречи до содрогания в кончиках пальцев и вместе с тем предвкушала вновь вспомнить об удовольствии любить всем сердцем того, кто ждал ее на вершине.