— Послушайте, но ведь сам Виталий к этой секте, наверняка, не имел ни малейшего отношения! — горячо заговорил я. — Я его хорошо знаю и не встречал человека, который был бы дальше, чем он, от всяких там сект и тому подобного!
— Скажем, непосредственная причастность Богатырева к созданию этого «Братства» и к участию в его деятельности не была доказана, — сказал Шацкий, и в его голосе мне даже послышалось сожаление, — однако разве того, что я сказал, мало?
— Да это какое-то недоразумение! И та дама из института… Наверное, не стоило давать ей тетрадь, но откуда ж он знал! Он-то не виноват, что его записи попадают все время не в те руки!
— Э-э, Алексей Романович, дорогой, вы верите в такие совпадения? — протянул Шацкий. — Мне вот что-то мало верится. Один раз — ничего, но три раза — это уже, согласитесь, закономерность. Я бы и сам рад думать, что там у него безобидные детские стишки, но данные случаи свидетельствуют об обратном. И потом, почему вы так уверены, что так хорошо знаете своего приятеля и так уж хорошо осведомлены обо всех его делах?
— Да просто знаю, и все! — выпалил я. — Не может Виталий быть повинен во всем этом. Ни морально, ни юридически. Не такой он человек, понимаете? Что бы он там ни написал, по-моему, вы под него зря копаете.
— Ну, это уж нам позвольте решать, зря или не зря, — сказал Шацкий, поднимаясь. — Ладно, благодарю за содержательную беседу. О нашем разговоре, пожалуйста, никому, хоть это и не для протокола. И еще: я бы вас попросил ближайшую неделю из города никуда не отлучаться.
— А это уж позвольте мне решать, — в тон ему ответил я. — У вас своя работа, а у меня, знаете ли, своя. И она не ждет.
— И все-таки я рекомендую вам быть здесь, — настойчиво повторил Шацкий. — Ваша помощь нам может быть полезна. И если он появится, или вы что-нибудь вспомните, не сочтите за труд, позвоните вот по этому телефону, — с этими словами он выложил на стол визитную карточку и пошел к двери. — Будем очень признательны! Всего хорошего! — добавил Шацкий, оглядываясь в дверях.
— И вам всего! — сказал я ему уже в спину. — Ничего не обещаю. И надеюсь, что моя помощь не понадобится.
Дверь закрылась, и я снова остался один.
Глава 7
Какое-то время я сидел в абсолютной прострации. Все, свалившееся на меня за последние два дня, кого угодно выбило бы из колеи. Спустя некоторое время я отправился в душ и долго лил на себя холодные струи. Разговор со следователем оставил какой-то тяжелый, неприятный осадок. Мысль, что Виталий может иметь какое-то отношение к чьим-то сумасшествиям и уж тем более к шайкам сектантского толка, никак не укладывалась в голове. Но опять-таки, эти его увлечения, странные намеки, не менее странное исчезновение, размышлял я, уже закутавшись в полотенце и заваривая чай… и письмо это… и тетрадь эту надо искать… Черт, что же он там такое написал? Проблем с органами мне только не хватало! Да еще Илья со своими «страшилками»… Черный Охотник еще какой-то… Натуральный дурдом! Господи, почему моя командировка начинается с такого? За что мне вся эта хренотень?
И что же было такое в институте, связанное с его тетрадью? Я мучительно напрягал память, стараясь вытащить события, которые осели где-то глубоко на дне души и покрылись с тех пор многими слоями всего того, из чего состояла моя жизнь.
«Да вы должны помнить — случай-то был громкий! В вашем университете, и во время вашей учебы…» — М-да, пожалуй, они знают мою жизнь лучше, чем я сам, не без иронии отметил я про себя. Что же он имел в виду? Ведь что-то такое было, точно было!
И тут я вспомнил.
Со мной в университете учился парень, Володя Рындин, на другом отделении, горнодобывающем. Я его хорошо знал — мы жили в общежитии и на одном этаже. С Виталием он тоже был в довольно близких отношениях. Можно сказать, к четвертому курсу у нас на этаже сложилась довольно тесная компания, весело проводившая время, и мы с Володей были ее неотъемлемой частью. Он был парнем весьма башковитым, но при этом даже по студенческим меркам редкостным разгильдяем, завсегдатаем дискотек, баров и прочих увеселительных заведений и мероприятий. Общительности Володе было не занимать, круг его приятелей и знакомых простирался далеко за пределы института. В студенческой среде он всегда старался быть в центре внимания, и ему, пожалуй, это удавалось и нравилось. Ни одно сколько-нибудь заметное общее занятие, которое могло его коснуться, не проходило без его активного участия — будь то стройотряд, студенческий капустник или застольные посиделки до утра. Он был рослым и видным, и девчонки вешались на него гроздьями.