— Что это? — нахмуривается Марат, не спуская глаз с распечаток.
— Я… я… — голос хрипнет и подводит. Что за напасть?! — Я… вот, посмотри! — протягиваю ему результаты от врача.
Марат хмурится еще больше. Забирает у меня помятые листки. Вчитывается. Хмурится еще больше, хотя куда уж больше…
А у меня так и не хватает смелости озвучить то, что я беременна от него.
— Беременна? — поднимает бровь. — Ты?!
Киваю.
Отдает листы обратно. Пристально смотрит на то, как я прячу их в сумочку.
— Ну а сюда зачем приперла?
Нелитературный глагол режет слух, но все же выдерживаю.
— Я беременна… от тебя!
Хмурится. Сверлит меня взглядом из-под тяжелых густых бровей.
— Что, можно тебя поздравить? — мажет взглядом по животу. На секунду, вернее. На сотую ее долю, его взгляд как будто мягчеет. Но потом суровость вновь заполоняет его сознание.
— И тебя… — блею я.
— Меня? С чем же?
— Ты скоро станешь папой… — напоминаю я.
— О, нет! — хмыкает, обнажая белые зубы в оскале подобия улыбки. — Я — точно, нет!
— Но… ребенок, дети…
— Слушай меня сюда! — орет, прерывая мою речь. — Я не собираюсь признавать твою (давит на это слово, подчеркивает его интонацией) ТВОЮ беременность! Это только твои проблемы!
— Но ведь спали мы вместе… — обморочным голосом возражаю я.
— Ты подсыпала мне возбудитель! Это ты со мной спала! — безапелляционно заявляет Бероев. — А я был под дурманом, не соображал, что делаю!
— Но я была под таким же дурманом, Марат! — выкрикиваю беспомощно… — Я не подсыпала тебе, это все Ствеия!
— Чем докажешь? — неожиданно безучастно интересуется Марат, будто потерял ко мне всякий интерес. — Ничем? — говорит через некоторое время, — Тогда и нефиг на людей наговаривать!
Вот это сейчас было жестко. За что она оговорила меня, подставила, а он и повелся?!
— Делай аборт. — хмуро произносит Марат, снова мазнув взглядом по моему животу.
Поднимаю на него вытаращенные глаза.
— Аборт… но как же…
— Как? Едешь в клинику и ложишься на чистку… — пожимает плечами.
Вот так легко и просто… конечно, мужчине проще в этом плане. Отправит девушку на аборт, а сам в ус не дует. Никаких последствий ни для его физического здоровья, ни для морального.
— Марат… у нас двойня будет… — говорю, будто цепляясь за последнюю соломинку, будто наличие двух детей хоть как-то может повлиять на его мнение.
— Да хоть тройня! — хмыкает парень. — Какая разница, один, или несколько?! Я все равно не хочу иметь детей от тебя, лгунья!
И вот стою с разбитым сердцем, оглушенная, будто он на меня ушат ледяной воды вылил. Стою, обтекаю, больше всего на свете желая свалиться замертво, чтобы не решать всех этих проблем.
— Сколько ты хочешь за аборт? — продолжает давить на больную мозоль Марат.
— Что?
— Сколько заплатить тебе за прерывание?
— Заплатить? Это как? — ушам своим не верю.
— Хоть ты и подлая меркантильная дрянь, но я готов оплатить тебе чистку. И даже некую моральную компенсацию выплачу, чтобы в сми не додумалась идти с жаренной новостью!
— Ты — ужасный человек… — глотаю обжигающие слезы.
— А ты — святоша! — хмыкает с сарказмом. — Опоила меня и пришла вешать мне на шею своих детей.
Нет. Достаточно. Он уже втоптал меня в грязь по самое «не хочу». Разворачиваюсь и ухожу от него прочь.
— Постой. — вдруг догоняет.
Его тяжелая ладонь ложится мне на плечо. Вздрагиваю. По коже бегут мурашки.
Неужели одумался? Разворачиваюсь к нему, глядя с надеждой.
— Квартиру! Куплю тебе квартиру. За это ты сделаешь аборт и исчезнешь из моей жизни!
— Неужели ты думаешь, что жизни своих кровиночек я поменяю на жилплощадь? — горько спрашиваю я.
— Я не думаю. — хмыкает. — Я предлагаю отличную компенсацию твоим моральным страданиям.
— А сам морально не будешь страдать?
— Мне все равно. — жмет плечами. — Я просто решаю свои проблемы. Сразу, по мере их поступления. Дети мне не нужны. От тебя тем более.
Стою со вдребезги разбитым сердцем. Не знаю, как я вывезу все это. Одна. Но чего я знаю точно, так это то, что аборта я не сделаю.
— Уходи отсюда! Больше ты от меня ничего не услышишь. — зло бьет словами наотмашь.
— И ты обо мне! — обещаю ему, переступая через порог, за ворота.
Он лично запирает за мной замок. Остаюсь на тротуаре одна одинешенька. Вернее, уже не одна… Мои крошки теперь повсюду рядом со мной. И никто кроме меня не сможет им помочь. А Марат? Бог ему судья! Потом локти будет кусать, да будет поздно…