Никто из троих не усомнился, что голос, сказавший эту фразу, принадлежал Элеоноре Витальевне, матери Игоря.
— Что значит «берет»? — это уже недовольно произнес Лев.
— Ключи имеются у меня и вас, — опять Элеонора Витальевна. — И если я деньги из сейфа не беру, то это можете быть только вы. Но и если вы деньги из сейфа не берете, значит… Какой можно сделать вывод? Что ключ есть еще у третьего лица или третьих лиц, и эти неизвестные нам лица нас с вами обворовывают.
— Вы уверены? — вздохнув, спросил Лев.
— Более чем, — с готовностью отозвалась Элеонора Витальевна. — Я каждый вечер и каждое утро пересчитываю деньги, свожу дебет с кредитом и могу точно сказать, что сегодня в сейфе на сто тысяч рублей меньше, чем было вчера.
— Вы пересчитываете деньги, запертые в сейфе, дважды в день? — сильно удивился Лев.
— Конечно, — невозмутимо отозвалась Элеонора Витальевна. — Этот «товар» счет любит. Вот…
Судя по звуку, она положила на стол перед Львом толстую книгу или тетрадь и принялась ее листать, что-то быстро объясняя, — некоторые слова было не разобрать. Но и без слов понятно, что она обращала внимание своего начальника на цифры в этом гроссбухе.
— А вы аккуратистка, — хмыкнул Лев, — а я пытаюсь все держать в памяти.
— Если за день было двадцать операций, как можно все удержать в памяти? — возмутилась Элеонора Витальевна. — Нет, только под запись.
Шуршание страниц продолжилось.
— Действительно, кто-то нас с вами обворовывает, — согласился Лев и с шумом захлопнул книгу. — Что предлагаете сделать?
— Поставить везде камеры, — довольно резко произнесла Элеонора Витальевна. — У меня закралось одно подозрение, но хотелось бы получить неопровержимые доказательства…
Кусок записи закончился, и практически без перерыва начался следующий, но уже с изображением, как и предсказал Вовка, ровно на двадцать пятой минуте.
Лев попытался в очередной раз что-то сказать или прокомментировать, но Вовка с Игорем опять ему не дали.
— Все потом, — потребовали они в унисон.
Пришлось смириться и смотреть кино дальше…
Знакомый кабинет — большой старый сейф, а на нем маленький со сломанным замком. Часть этой записи Игорь видел на ноуте Льва. Но эта шла целиком, без купюр. В кадр постоянно попадали то Элеонора Витальевна, то сам Лев.
Буквально спустя несколько минут стало понятно, что никаких денег матушка Игоря не крала, и ее даже не подставили. То, что Элеонора Витальевна показала сыну, было от начала до конца постановочной записью. Но шесть миллионов? Куда она их дела?
А последние слова женщины, после того как она сложила деньги в сумку, просто ввели в шоковое состояние Игоря:
— Лев, пожалуйста, присмотри за моими мальчиком и девочкой. Я за них очень переживаю. Игорек такой беспомощный, хоть он себя таким и не считает. Ему в мастерской за качественную работу, которую может выполнить только он, платят сущие копейки. Убила бы хозяина, но вынуждена с ним договариваться — этот упырь перечислял мне деньги на карту, а я уже Игорю в несколько раз больше.
— Я возьму его к себе в помощники вместо Верочки, — в кадре возник Лев и приобнял Элеонору Витальевну за плечи. — Не переживай.
— Он не пойдет, — грустно покачала та головой. — Упрямый. Да и что я ему скажу.
— А что говорили бабушки своим внукам? — ухмыльнулся Лев. — Ты меня обокрала, — он выразительно взглянул на сумку, в которой лежали пачки пятитысячных купюр, — а сын пусть отрабатывает.
Элеонора Витальевна часто-часто покивала:
— Упрямый, но может и согласиться.
— А еще, — улыбнулся Лев. — Для всех я самодур, пусть походит какое-то время в платье.
— Все это хорошо, — грустно улыбнулась Элеонора, — но жить в квартире он не сможет.
— Выгони его из дома, — пожал плечами Лев. — Снимет. У друга поживет какое-то время… Друзья-то у него есть? Или только те, которых я видел как-то в мастерской по твоей наводке?
— Владимир, Вовка, — вздохнула Элеонора, — они дружат еще со школы. Я с ним поговорила, чтобы он тоже присмотрел за Игорем…