– Прости. Я не хотела портить твой день. Она просто позвонила, а я просто сказала. Вот и всё. Но ты, сыночек, не сердись. Соня – добрейшая душа. Я могу доверять ей. Она и правда рада вместе с нами. Это очень важно, что есть такой человек, который не только горе, но и радость с тобой разделяет. И потом, она совсем независтливая. Абсолютно.
– Мама, – с сарказмом протянул Миша.
– Да-да. Не удивляйся. Когда меня назначили завсектором, только Сонечка не завидовала из всего нашего женского коллектива. Она единственная порадовалась, хотя сама претендовала и кандидатуру свою выставляла на конкурс. Ты не представляешь, сколько грязи на меня начальнику вылили. Соня всем по зубам дала. Да я и забыла, и вспоминать не хочу.
– Ты как будто с луны свалилась, – поморщился сын.– Не верю я ей. Она тебе косметику отстойную загоняла.
– Сыночек, – обхватила ладонь сына Катя, – какую косметику? Я сама люблю, со студенческих лет увлекаюсь макияжам. Ты ведь машинки радиоуправляемые любишь? Вот и я человек, женщина.
– Ну что, – возмутился сын, – на ней свет клином сошёлся, что ли? У тебя и другие подруги были. Тётя Тамара, тётя Света… ммм, ещё тётки какие-то. Где они все?
– Хорошо, – процедила мать и побледнела, – я скажу. Все эти тётки– предательницы, они на отца твоего вешались. Я всех отвадила.
– Все шлюхи, что ли? – удивился сын и проглотил кусочек мяса в бульоне.
– Ну и лексикон у тебя, – пришла в себя мать.
– Какие шлюхи, такой и лексикон.
Между парой самых родных людей повисла пауза. Первым сдался сын.
– Вот, а ты ещё жениться меня заставляешь.
– Миша, я не лгу. Первой была моя лучшая подруга, с первого курса ещё, она и свидетельницей на свадьбе была, – вздохнула Катя и опустила глаза, погружаясь в болезненные воспоминания, – Лена Милова, беленькая, смазливая и формы такие… зрелые. Когда я их застукала в коридоре, около двери в кладовую… Сердце остановилось и время. Они целовались, отвратительно так, по-животному. Нашу свадьбу в квартире бабушки играли. На мне фата длинная, платье в пол, на фотографии посмотришь… Так я и грохнулась им под ноги, в подоле запуталась, когда подбежать к ним хотела и лицо ей расцарапать. Ну и конфуз вышел, хорошо, что гости пьяные уже были. Мама, бабушка твоя, испугалась, я ей скорую хотела вызвать. На этом всё и кончилось. Я эту Милову навеки из друзей вычеркнула. Поверишь, до смерти ненавидела её лет десять. Во сне по щекам её хлестала.
– Ну и? – помолчав, спросил сын.
– Потом повзрослела. Теперь мне всё равно. Простила всех. А Сонечка душу мою согрела. Она ни разу и не взглянула на твоего отца так, как бабы незамужние глядят на чужих мужей. Ни разу.
– Ну и дела, – протянул сын и оперся подбородком на руки.
XIV
В глубине мрачного холла ресторана на плоском диване грубой кожи, на самом его краешке, закинув ногу за ногу, сидит изящная молодая ещё женщина и постукивает каблуком по каменному полу. Она курит и придушенным голосом бросает в телефонную трубку короткие фразочки, дым обволакивает её мобильник и напружиненные волосы на голове.
– Я сказала, не сбрасывай меня… Нет! Ты дослушаешь. Дослушаешь… Если хочешь, я позвоню твоей жирной зайке и расскажу, нет, просто вышлю фотку твоего шалунишки на моей подушечке… Да, я такая. Ну что? Жму «отправить»?.. Да видно, что твой, – она подавилась смехом.– Она узнает, наша зайка. Жму?.. Ну и что? Не так и давно. Ты с ней уже года два качаешься. А фотке полгода всего. Жму?.. Совесть? От кого я слышу?.. Да сдался ты мне, – она ухмыльнулась, –лузер. Я жене твоей отомстить хотела за то, что она должность, кровью и потом моим политую, захапала. Делов-то. Поэтому и фотки заготовила, ударить по ней хотела… Ага, не твоё дело! Теперь зайку твою жирную вздрючу. Попляшете у меня… Вот, – изящная женщина улыбнулась довольно и откинулась на спинку дивана, – вот, деловой разговор пошел. Узнаю пана Микульского. Короче, лузер, ты берёшь руки в ноги и чешешь сюда… Ты не помнишь, говнюк, где твоя семья празднует окончание школы единственного сына? Я сама вызову такси, тебя привезут, мешок с дерьмом. И ты извинишься и целый день, и целую ночь будешь со своей семьёй! Ты будешь целовать ей ноги и ползать на коленях. Ты будешь смотреть в глаза сына и клясться ей в любви. Ты скажешь, что она единственная женщина… Не поверит? А ты скажи так, чтобы поверила. Иначе жму…
Женщина бросила наскучивший мобильник на диван и вздохнула, волосы её потеряли упругость и опали на ссутуленные плечи. Она пригладила их рукой и опять закурила, на этот раз затягивая дым так глубоко, что, казалось, с каждым вдохом она погружается всё глубже в угольные шахты.