Катя, чувствуя, как всё холодеет внутри, вслушивалась в нахрапистое дыхание мужа – на реплики сына тот не отвечал. Наконец звякнули ключи, а сын, закутанный в полотенце, крикнул уже в пустоту:
– А карточку?
VI
Багажник новенькой бэхи заполняли мать и сын, отец же вышагивал по тротуару вдоль ленты припаркованных авто и слушал свой мобильник. Капризный абонент несколько раз сбрасывал вызов, и отцу приходилось ещё и ещё раз повторять набор. Мишка был настолько поглощен сборами и собственной значимостью, что не обращал на отца никакого внимания, даже не поглядывал в его сторону, но мама… Та вытянулась в струну и ловила каждое слово, произнесённое мужем. Глаза её от напряжения аж выкатились, и даже белки порозовели.
–Пуся... виденное… пупсё… скоро… может, в понеде… – доносились обрывки фраз.
Занять пассажирское кресло рядом с юным водителем никому из желающих не удалось. Отца он атаковал заботой, а маму – лаской. Родители оказались на заднем сиденье, и оба смотрели в пол.
– Вы чё как перваки? – расхохотался Миша и повернул ключ зажигания.
Бэха слушалась молодого хозяина с трепетом и из кузова вон лезла, только бы угодить ему, крепкому русоволосому юноше с васильковыми глазами.
Всю дорогу он отмахивался от замечаний, вылетающих из-за спины:
– Осторожно… скоро светофор… сойди с первой полосы… сбавь скорость…
Наконец свернули на лесную дорогу, домчавшую бэху в дом отдыха «Беловежская пуща».
Их встретили вековые сосны, подпирающие колючими вершинами небеса. От космической высоты этих сосен у Кати закружилась голова, и она готова была уже упасть в обморок, если бы любимый сын не пробасил:
– Обалдеть! Мы будем счастливы целых два дня!
Два дня счастья начались в двух комнатах гостиничного номера на пятом этаже нового, одетого в тонированное стекло корпуса.
По задумке командира спальня, задрапированная атласом молочного цвета, предназначалась его ссутулившимся родителям, а гостиная с двумя диванами и телевизором во всю стену – конечно, ему самому.
– Так, программа, – объявил командующий счастьем, – ужин, отбой, завтрак, обзорная экскурсия. Погнали… Ма-ам, я захватил твои платья, два, что ли, туфли и шкатулку, которая на трюмо. Так что давай, мы, – он кивнул отцу, – хотим видеть тебя самой красивой.
VII
Сонный свет и пьяная музыка разливались по огромному залу ресторана и оседали на круглых столах, одетых в атласные юбочки в пол с воланами. За одним из них у прикрытого ламбрекенами окна сидели, нетерпеливо постукивая вилками, двое мужчин. На вид отец и сын, оба в красных пуловерах, только у молодого человека ворот свободный, видны ключицы, а у второго, у которого серебряные виски, шея наглухо закрыта белым воротником рубашки.
– Филе осетрины, – раздался над головами мужчин голос сладкорайского оттенка.– А винный соус почему не заказали?
Мужчины подняли глаза, и оба онемели, старший дёрнул ворот и задышал порывами, их окутал аромат лаванды и жасмина, в котором различались и нотки кедра. Над столиком с потухшей свечой, казалось, зависла в воздухе будто прорисованная графитным карандашом мамина фигура, такая стройная, что к любому из трапезничающих в ресторане могла прийти в голову мысль обхватить её талию ладонями и посмотреть, какой же останется просвет?
– Мама? – прошептал сын и поднялся со стула. Он взял её за руку, чтобы убедиться, что перед ним не призрак и не тень, а в самом деле его мама. Второй мужчина, у которого седина на висках, тоже поднялся и отодвинул свободный стул, кивком предлагая даме занять место за столом.
Мама сбросила какое-то облако с плеч и поправила волосы.
– Мне бы хотелось холодного лимонада с имбирём, – сказала она и присела на самый краешек стула, – и ещё десерт, – улыбнулась она, потом уточнила, подумав, – несколько десертов.
– Отпааад, – заметил Миша и протянул руку к бутылке с минеральной водой, самому крепкому напитку на столе.– Я приглашаю тебя на танец, мам. Ну просто отпад.
Отец же молчал и, напрягая щёки, работал жевательными мышцами так, что подёргивались седые волоски на правом виске.
– Сначала накорми, танец, – рассмеялась мама и потрепала своё чадо по макушке.– Надеюсь, когда ты обещал, что мне не придётся стоять у плиты, ты не имел в виду голодомор? – осведомилась она, сощуривая глаза.
– Паап, ну скажи что-нибудь, – потребовал сын у отца.– Это всё-таки твоя жена.
– У меня тост, – нашёлся отец и поднял бокал с выдохшейся минералкой.– Катя, –произнёс он, и уши её загорелись. Это впервые за полгода, а может, и год, он назвал её по имени, – Катя, – повторился он, – мы с Мишей счастливы, что ты есть у нас.