– А я посуду тогда помою. Столько тарелок, – произнесла Катя, еле шевеля губами. Кровь застыла в жилах.
Вода обожгла укрытые мыльной пеной руки, но Катя почувствовала только спазмы в горле, в глазах начало темнеть.
– Катя, – послышался жаркий шёпот у самого уха, и она вздрогнула, – затвори потихоньку дверь.
Катя заставила занывшее сердце умолкнуть сейчас и шагнула в глухой медный свет прихожей.
– Надеюсь, наш договор в силе? – шепотком спросил Сергей, припадая к её руке.
– Конечно, – вымученно улыбнулась Катя и дёрнула ручку входной двери.
– Я рад. Ты всегда держала слово. Буду к пяти, и… – он осёкся было, но тут же залепетал, – если можно, если нетрудно тебе… так, часика в четыре или типа того эсэмэску кинь. Вдруг засну.
– Окей, – выпалила Катя и вытолкнула мужа на лестничную клетку.
Бутылка с жидкостью для мытья посуды опрокинулась в кухонную раковину, и, как Рукодельница вспушивает перину в покоях бабушки Метелицы, так и бегущая вода взбивала теперь пену.
XI
– Ма, ну чё ты не разбудила меня в семь? – проскулил в прихожей Миша, завёрнутый в плед, из которого выглядывали голые щиколотки.
Мама схватилась за голову:
– Миша, господи, я время потеряла. Папа заболел ночью.
– Что с ним? – вытянул шею сын и распахнул сонные глаза.
– Поешь сам, – Катя ушла от ответа.– Чайник ещё горячий. Гречка в мультиварке, она с белыми грибами, как ты любишь, – она встряхнула градусник и ринулась к двери в спальню.– Да! – на ходу бросила мама.– Сынок, сюда не входи. Похоже, он грипп подцепил. Или типа того. Его рвало раза три.
– Позвони классной тогда. Я на первый урок опоздаю, – хмыкнул носом Мишка и скрылся за дверью ванной.
На школьной лестнице его поймала-таки классная, высокая женщина-шкаф с, казалось, существовавшей с рождения химией на голове.
– Микульский, – прошипела она на приветствие не самого любимого ученика, – звонила твоя мать. Но знай, – её взгляд выражал настоящую злобу, – твои штучки не пройдут.
Мишка промямлил что-то стандартно вежливое и перепрыгнул на верхний этаж. От слов классной у него всё внутри похолодело, но эффект испарился тут же, как только задребезжал звонок. День пролетел быстрее ночи. Мишка схлестнулся со старостой, повздорил с лучшим другом Сашкой и сделал подсечку задире из параллельного класса. На последней перемене он махнул рукой на горстку курильщиков, с которыми ещё на прошлой неделе глотал дым на крыльце школы, и в распахнутой настежь куртке умчался домой.
Мама обняла сына на пороге и расплакалась на его груди, на футболке, прямо у Мишкиного сердца, появилось мокрое пятно.
– Мама?.. – прошептал он, целуя её волосы.
– Его чуть скорая в больницу не увезла, – всхлипнула та и спрятала нос в белом платке.– Грозило обезвоживание, выпаиваю вот, каждую минуту по ложечке. Сестра сказала, можно шприцом ещё в уголок рта.
– Что за напасть такая! – удивился Мишка и сбросил куртку.
– Ротавирус, что ли, – ответила мама, нахмурив лоб.– Ты в спальню ни ногой – у нас экзамены на носу. Не хватало ещё.
– Ты о себе подумай, – огрызнулся сын, – на ногах еле стоишь. Анорексия у тебя, по ходу. Ты ела хоть что-нибудь сегодня? Или только кофе пьёшь?
– Сынок, со мной всё в порядке. Мне главное, чтобы у тебя с папой…
– Короче, – скомандовал Миша, – сейчас же лопаешь гречку с грибами – и в койку. Я с отцом посижу. Тем более шприцом я умею. Летом мы Сашкиного щенка выпаивали. Клизму тоже умею, если что.
– Счастье ты моё, – пропела мама.– Клизму... Издох ведь щенок.
– Мама…
– Идём, я покормлю тебя. Отец спит пока, а ты сразу за уроки. Сразу! Вечером репетитор ещё. Нам поступить надо и забыть эту школу.
XII
– Соня, я обещаю тебе… Ну помолчи хоть минуту! – с надрывом в голосе просит телефонную трубку Катя и поливает оливковым маслом рубленую зелень в салатнице.– Да, я уже подписала все бумаги… Обещаю тебе. Только после экзаменов. Пусть ребёнок спокойно сдаст вступительные. Поверишь? Ничего больше не желаю.
– Какие бумаги ты подписала? – с недоверием спросил проскользнувший в кухню Миша, надкусывая яблоко. Он только что вернулся с тренировки и даже куртку не сбросил.
– Пока! – бросила в трубку Катя и захлопала глазами. Веки чуть дрожат от испуга. – Миша? – прошептала она.– Голодный?
– Ты не юли, мам, –жёстко сказал сын.– Какие бумаги ты подписала? – яблоко снова захрустело на его зубах.
– Ты руки помыл? – нервно дёрнувшись, спросила мать, стремясь перевести тему и не желая признавать, что попытки безуспешны.
– Я первый спросил.
– Не хами матери, – возмутилась она.
– Ты думаешь, я лох?
Катя опустила голову и принялась с удвоенным упорством перемешивать в салатнице политую маслом зелень.