Бен помог Мери Мэй сесть на лошадь. Он был так близко от нее, что смог разглядеть слезы, которые стояли в ее глазах, хотя она и пыталась их скрыть. Догадавшись о том, что он понял ее состояние, она отвернулась.
Бен ничего не сказал и ждал, пока Мери Мэй начнет говорить сама, и наконец спустя час она заговорила:
— Я просто не знаю, что делать. Я пыталась уговорить миссис Калворти не уезжать, но она вынуждена уехать и не может найти никого, кто мог бы заботиться о Саре Энн.
— А почему бы тебе самой не заняться ею? — наивно спросил Бен.
— Я не хочу, чтобы она меня стыдилась, — ответила Мери Мэй, грустно улыбнувшись.
— Она знает, что ты ее мама, — сказал он. — Что еще она может думать о тебе?
— Не знаю, — с болью в голосе ответила женщина. — Я подумывала о том, чтобы убедить ее, что ее мать миссис Калворти, но не смогла. Я бы не вынесла, если бы она называла мамой кого-то другого. И к тому же всегда оставалась вероятность того, что миссис Калворти уедет. Она всем говорила, что мой муж умер, и что я вышла замуж второй раз, и что мой новый муж не хочет брать ребенка к себе. По крайней мере, я выглядела достаточно респектабельно, чтобы другие дети играли с Сарой Энн. Но я всегда боялась, что кто-нибудь узнает меня. Миссис Калворти была ниспослана мне богом. Она защищала меня и Сару.
— А теперь?
— Я не знаю, — продолжила Мери. — Я не умею зарабатывать деньги, чтобы хватало на воспитание ребенка. Я почти ничего не смогла скопить, так как отсылала все миссис Калворти.
Она выпрямилась в седле, высоко подняла подбородок и стала очень похожа на Сару Энн, когда та заявила, что хочет отца прямо сейчас.
Несколько секунд Бен молчал.
— А ее отец?
— Мой муж, — сказала она с оттенком горечи в голосе, — умер еще до того, как я узнала, что у меня родится ребенок. Его убили во время игры в покер за жульничество. Странно, что этого не произошло раньше.
— А его семья?
Она пожала плечами.
— Он говорил, что происходит из какой-то респектабельной семьи в Шотландии, но он так часто мне лгал. Я никогда не знала, где истина, а где ложь, хотя у него и правда был шотландский акцент. И он хорошо умел говорить и был похож на джентльмена. Но он просто не мог не играть. Однажды, когда он сильно выпил, он сказал мне, что его выгнали из дома из-за пристрастия к картам. — Мэри поморщилась. — Он был слабым и бесхарактерным человеком.
— Ты не думала о том, чтобы как-то связаться с его родственниками?
Она рассмеялась:
— Я не знаю, существуют ли они на самом деле, где живут, рассказывал ли он им обо мне.
— Возможно, — сказал Бен, — я смогу помочь.
— Мне не нужно никакой милостыни, — резко ответила Мери Мэй. — Я не за этим взяла тебя с собой.
— Тогда почему ты взяла меня с собой?
— Не знаю. Ехать очень долго, и я… — Ее голос оборвался, и она отвернулась.
Бен хотел бы сказать, что все будет в порядке. Но он не мог давать обещаний, в выполнении которых не был уверен. И он не знал, как можно помочь с Сарой Энн. Он в принципе не мог позволить себе жениться, даже если бы ему этого очень хотелось. Он никогда не был женат. Он решил это много лет назад, после того, как невеста отказалась от него, заявив, что ей не нужен калека. Он больше не пытался завести семью. Сначала он уверял себя, что все дело в его образе жизни: из-за работы, связанной с преступным миром, — ведь его могли убить в любой момент. На самом деле в глубине души он знал, что просто-напросто боится брака. После того как его предали, он перестал доверять женщинам.
Когда начало смеркаться, они остановились, чтобы напоить лошадей. Дул очень сильный ветер, и облака мчались по небу: собирался дождь.
Все это время Бен не переставал думать о ситуации, в которой оказалась Мери Мэй. И о будущем Сары Энн. Когда они ели бутерброды, приготовленные миссис Калворти, он решился:
— Назначена награда любому, кто поможет нам найти местоположение Логовища. Эта сумма для начала очень поможет тебе и Саре Энн. Ты сможешь снять где-нибудь меблированные комнаты или…
Он замолчал, увидев выражение ее лица.
— Ты думаешь, я смогу взять деньги за предательство? — Ее глаза засверкали от ярости и разочарования. Разочарования в нем.
— Ты ведь не говорила им обо мне, — произнес он.
— Это совсем другое, — ответила она. Она и так уже слишком много сказала. И он слишком много услышал.
— И что теперь?
— Я не скажу им о тебе больше того, что я сказала тебе о них, — ее голос снова оборвался. — Я не возьму твоих грязных денег.
Бен стоял, ужасно пристыженный. Он уже привык использовать людей в собственных целях. Разве не так он поступил с О'Брайеном? Когда же он стал таким непробиваемым, таким бесчувственным? Наверное, когда увидел, как много людей соглашаются на то, от чего Мери Мэй категорически отказалась. Предавать своих друзей, своих родственников ради пригоршни золотых монет. Лишь О'Брайен согласился не из-за денег и даже не для того, чтобы спасти свою жизнь. Он пошел на предложение Бена только ради своего друга. И вот теперь эта девушка из салуна отказывается от простого выхода из своей сложнейшей ситуации. Кем же он был сам, когда использовал всех этих людей?
— Прости меня, — запинаясь, произнес он.
— Не извиняйся, — с горечью сказала она. — Почему бы тебе думать обо мне иначе? Ты ведь нашел меня в салуне. — Та доверительность, которая появилась между ними за последние несколько часов, полностью исчезла. В ее голосе звучала только горечь.
Он положил руку на ее плечо, и она отпрянула. Но он не позволил ей уйти. Он схватил ее руку и обнял ее. Он увидел боль в ее глазах и понял, как сильно разочаровал ее своим предложением. Он наклонил голову и дотронулся до ее губ, губ, которые с такой радостью встречались с его губами последние несколько недель. Сначала они были холодные и жесткие, но постепенно стали отвечать ему, как и все ее тело.
— Черт тебя побери, — прошептала она.
Он поднял руку и вытер ей слезы.
— Прости, — сказал он. — Я пытался найти способ помочь тебе. Я не думал…
— Я знаю, — ответила она. — Понятно, что ты не можешь думать обо мне хорошо.
— Но я хорошо о тебе думаю, — прошептал он. — Ты самая честная, действительно самая честная женщина, которую я когда-либо встречал.
Она с недоверием посмотрела на него.
Его загрубевшая мозолистая рука нежно дотронулась до ее щеки.
— Нам пора ехать.
— Да, — согласилась она, но не сделала в сторону лошади ни малейшего движения. Вместо этого их губы встретились, и их обоих охватил огонь. И они оказались на земле, забыв о боли, гневе и обо всем, что волновало их еще пять минут назад.
* * *
Ники не знала, почему она не дала Кейну карту, которая у нее была. Она доверяла ему, но какой-то инстинкт, та осторожность, к которой она была приучена с детства, удержали ее от этого шага. Еще она знала, что, если у него будет эта карта, она, Ники, станет не нужна ему и он попытается отослать ее обратно в Логовище. Поэтому она просто называла по одному ориентиры, о которых говорил дядя, так, будто бы припоминала их. Он ни о чем не расспрашивал, и из-за этого она чувствовала себя виноватой. Кейну было очень тяжело, и ее присутствие совсем не радовало его. Она сказала ему, что решила вернуться в Логовище, как только это станет возможным. Она не могла не беспокоиться о дяде и Робине. Кейн сохранял молчание. Обычно он всегда умел держать себя в руках, но теперь на его лице появилось какое-то напряженное, потерянное выражение. Ники не знала, что и думать.
На ночь они остановились у полувысохшего ручейка. По мутному руслу текла узенькая полоска воды. Ее было недостаточно, чтобы помыться, но лошадям воды хватило. Ники было не по себе: она устала от грязи и чувствовала, что теперь совсем не привлекательна.
А ей так хотелось быть привлекательной, хотелось вновь пережить то удивительное ощущение близости, которое возникало у нее, когда Кейн ее обнимал. Она чувствовала, что он все больше и больше отдаляется от нее. Он редко смотрел в ее сторону, ни разу ей не улыбнулся, ни разу не посмеялся вместе с ней. Он ничем не делился с ней и, казалось, возводил между ними невидимый, но весьма ощутимый барьер.