– Кар, мне у Самсоновых надо быть в семь, – предупредила Полина, заглядывая в ванную из прихожей с тряпкой в руках. – У них днюха. Я к ним с ночевкой сегодня.
– А сколько сейчас? – спросила Карина, не отвлекаясь от мытья унитаза.
– Пять уже.
Часы, красные и прямоугольные, с ящиком для ключей, висели на стене рядом с дверью.
– Мне еще умыться и накраситься надо, – давила сестренка.
– Ща.
Минут через десять она доделала то, что хотела. Все основные места казались теперь чистыми и безопасными для пользования. Внутри шкафов и ящиков она решила помыть потом, когда они ей понадобятся. Полина бы все равно больше не помогала, а действовала на нервы.
Карина выкладывала вещи в комод и ящики под кроватью, пока сестренка занимала ванную.
– Я тут подумала, – начала Полина, идя по коридору в полотенце и поправляя мокрые волосы, – а почему ты терпишь Трунова, если, правда, его не любишь? Почему с Зайкиным не замутишь, например?
Девушка закатила глаза. Вопрос казался настолько глупым, а ответ на него – очевидным, что лень было даже языком шевелить. Но сестра, кажется, задавала вопрос искренне и смотрела теперь с неподдельным любопытством. Тонкая фигурка села на диван, положив ногу на ногу. Длинные пальцы прочесывали волосы, пытаясь уложить их ровнее.
– Или другого бы мажора нашла, – размышляла девчонка. – У тебя в универе их, по ходу, куча.
Карина усмехнулась, задвинув ящик комода резче, чем хотела.
– Все они одинаковые.
– И Зайкин разве тоже?
Зеленые глаза искали ее взгляд. Девушка не поднимала головы, всматриваясь в пустой чемодан на полу.
– Зайкин… стремный, – она искусственно выдавила смешок, прицепившись к его клоунскому виду и идиотской улыбочке – больше было не к чему.
– Хм, – Полина откинула голову на спинку дивана. – Ты его, кстати, не показывала даже никогда. Он настолько урод?
Карина задумалась, вспомнив, как искала в нем подходящую для комплимента часть тела. Ее эталоном красоты всегда был Трунов. До него она просто не знала, какие ей нравится. Тот был во-первых, шатен, во-вторых, мускулист, высок и пропорционален. В нем играла мужская сила, выпирало нахальство и сквозила самовлюбленность. В Зайкине играло только шило в заднице, которое не позволяло ему долго пребывать в одном месте, настроении и состоянии.
– Он просто фрик, – пожала она плечами и захлопнула чемодан, чтобы закрыть на молнию.
– Ну, это да, – захихикала Полина, хотя почти ничего о Зайкине не знала.
Карина редко его упоминала, только когда тот творил явную дичь. Больше расспрашивать о парнях сестра не стала, торопилась к подружкам в гости, суетилась, бегала по квартире от дивана в ванную и обратно, а, когда собралась, остановилась на пороге.
– Ну, давай, наслаждайся, наконец, свободой.
Зеленые глаза обежали быстрый круг по квартире. Сестры обнялись, и младшая вышла. В квартире сразу опустело и заглохло. Карина слышала, как неспокойно бьется собственное сердце, и часики тикают, нагнетая обстановку. Непривычная тишина уплотняла воздух. Она никогда не жила одна, ни одного дня. У нее даже отдельной комнаты не было, да и кровать всю сознательную жизнь они делили с Полиной, потому та ее отъезду радовалась. У сестренки теперь тоже появилось собственное гнездышко, где она могла уединиться.
Остаток вечера Карина продолжала убираться в квартире и раскладывать вещи. Дойдя до Зайкинской рубашки, она зачем-то ее понюхала. Кокосовый запах почти не чувствовался, перебитый ее духами, их с Полиной комнатой и чемоданом. Рубашку она бросила в корзину для грязного белья, чтобы вернуть в понедельник чистую.
Разложив все по полочкам, девушка принялась намывать себя после тяжелого дня и строить планы на следующий. Из рюкзака она выложила сертификат на pole dance c билетами на Райну и кинула пока на стол, не найдя им подходящего места.
Приняв душ, девушка села на диван в тишине и уставилась в черный экран телевизора, в котором смутно отражалась. За окном давно стемнело. Сквозь двойные стекла в комнату проникал лунный свет. Соседей не было слышно совсем. То ли они еще не переехали, то ли хозяева заморочились со звукоизоляцией. От такой тишины и пустоты, даже в тесном пространстве, становилось не по себе.