Игнатьева с Гогой повернулись друг к другу. В глазах обоих загорелись вопросы. Они глянули на Варданяна, тот пожал плечами. Карина следила за каждым, не отрываясь от телефонного разговора.
– Вроде нет. Я специально на балкон вышел.
– Просто скажи, что меня не будет.
– А че за куколка-то? – голос Гурьева приобрел развязный тон. – Ниче такая. Могу эту барби откенить, если че?
Зайкин коротко посмеялся.
– Можешь хоть отневаляшить.
– Понял-принял, – Гурьев приободрился и свистнул. – Сочная. Реально тебя не понимаю. Все за блядью этой бегаешь, а тут такую чику упускаешь.
Зайкин быстро перевел взволнованный взгляд на Карину. Она задышала глубже от проснувшейся обиды. Внутренние кошки, притупленные вкусной кесадильей и вином, снова зашевелились и заскребли острыми коготками по стенкам внутренних органов.
– Иди нахуй, Гура, – сказал он в трубку грубым голосом, который девушка до этого никогда не слышала. – Сам ты – блядь, ебешь все, что движется.
– Зай, да погоди, не обижайся только, – встревоженный голос быстро затих с коротким пиком.
Парень выдохнул. Все, кроме Карины опустили глаза, прятались от неловкости. Она поднялась, потому что бокал и алкоголь остались на столе. Надо было потушить раскалившуюся жижу. Он поднялся за ней.
– Кариш, к тебе это не относится.
Она резко развернулась и спросила с сарказмом.
– Хочешь сказать, ты еще за какой-то блядью бегаешь?
Руки схватили бокал и бутылку. О тонкие стенки заплескалась желтоватая жидкость, уже теплая. Пара брызг задела запястье.
– Нет, но ты же не блядь.
Зайкин выпрямился. Руки повисли в карманах и оттянули хлопковые штаны вниз, чуть оголив косые мышцы с обеих сторон нижнего пресса и тазовые кости. Она судорожно делала один большой глоток за другим, пока не стала заглатывать воздух. Внутри все кипело. Карина и сама не понимала, почему ее задело одно короткое слово, сказанное каким-то Гурьевым, последним человеком, с мнением которого ей стоило считаться. Но реакция остальных подсказала – с его мнением согласны многие, просто только тому хватает борзости произносить это вслух.
– Я тебя тоже не понимаю, Зайкин, – на лице девушки проявилось ироничное выражение. – Че вы приперлись в мой притон? Приличным господам и дамам водиться со мной не комильфо.
Круглое стеклянное основание со звоном встало на стол. Карина оперлась на спинку стула обеими руками, часто дыша.
– Гура – дебил, – легко сказал Зайкин, встав рядом. – Не заводись, Кариш. Съешь лучше ягодку.
Он взял две вишенки за ветку и подвесил над ней.
– Когда жуешь, гнев сам отступает. Проверенный метод.
Карина посмотрела в его синие глаза, обрамленные красным, и почему-то послушалась. Сначала язык притянул ягоду посочнее к себе, затем ее обхватили блестящие губы. Зайкин глядел завороженно. Встретившись с ним глазами, девушка остановилась на секунду, а потом сцапала вишенку и зажевала.
– Ух, как сексуально ты это делаешь, – поерзал он плечами и съел вторую.
Карина покраснела, осознав неуместность собственных рефлексов, и отвернулась, чтобы сплюнуть косточку в салфетку и не натыкаться еще на четыре пары внимательных глаз. Увидев на столе второй бокал с вином до середины, она выдула его залпом. Щеки надулись. Парень ухмылялся.
– Ты в курсе, что это был мой бокал?
– Зай, осторожно, она же щас тебе в лицо прыснет, – зажмурился Гога.
Карина бросила в того скептический взгляд и медленно проглотила терпкую жидкость, слегка поморщившись.
– Теперь мои микрочастицы внутри тебя, – Зайкин говорил об этом, как о высоком достижении. – Чувствуешь, как мы стали ближе друг к другу?
Левый глаз подмигнул.
– Ни на микрон, – Карина не разделяла ни его радости, ни его гордости. – Водку достань.
Парень посмотрел на нее вопросительно.
– Надо убить твои микрочастицы во мне, пока не расплодились, а то стану такой же дурочкой.
Он рассмеялся и полез в спортивную сумку.
– Не бойся, идиотизм не заразен. А вот за наших детей я бы беспокоился.
– Именно поэтому их никогда не будет, – надавила Карина, заглатывая еще одну ягодку.
Ребята тихо смеялись над ними, почувствовав, что обстановка полностью разряжена.
Водка еще пуще всех расслабила. Выпив по стопке, компания решила, что настало время «Диксита». Эта игра была менее активной и не такой азартной, но зато глубокомысленной и даже творческой. На карточках изображались странные сюрреалистичные картинки, как будто прямиком из фантазии Сальвадора Дали, вызывавшие разные ассоциации. Игрок в свой ход придумывал ассоциацию к одной из своих карт и, озвучив ее, клал карту рубашкой на стол. Остальные выбирали из своих по одной подходящей, а потом делали ставки, пытаясь отгадать карту ведущего игрока. Карине нравилось разглядывать сами картинки, пытаясь понять, что курил художник, а потом все-таки находить в них смысл и даже множество разных. Каждая иллюстрация являлась открытием, закрытым мирком и одновременно тоннелем в глубины сознания.