— На следующий год приезжайте с Софией и малышом, — предложила Ева, — у нас правило, если день рождения выпал на период фестиваля, для ребёнка и друзей бесплатно карусели и угощения. Дети от этого в восторге.
— На следующий, он будет ещё слишком мал, чтобы это оценить, а вот через год, можно подумать, — ответила Мария.
Когда женщины возвратились поздним вечером в дом Евы, Мария оставшись одна в ванной комнате, неожиданно для себя разрыдалась. Она плакала долго, горько и безутешно. Зависть чёрной змеёй вползла в её сердце и поселилась там. Мария рисовала себе картины несбывшегося прошлого. Представляла, как бы сложилась её судьба, останься её мать, Ольга здесь, рядом с Паулем. И как бы она выглядела сейчас и какой известности добилась в этой стране, а возможно и в мире, со своим талантом и возможностями законной дочери Пауля.
Сегодня они были на самом популярном блошином рынке в красивейшем Тиргантерском парке, где она планировала продать свой триптих. Они с Евой бродили там часа два, проталкиваясь сквозь тесные ряды продавцов фотоаппаратов, пластинок, довоенных открыток, редких монет, значков ГДР, статуэток и прочих безделушек. Были и картины, старых и новых, неизвестных миру художников. В стороне от этого богатства разместились развалы с одеждой — начиная со шляпок, цилиндров, фраков и бабочек прошлого века и заканчивая ручными работами современных дизайнеров, здесь можно было приобрести уникальный наряд в единственном экземпляре.
Наутро Мария встала с головной болью и, ей уже не хотелось, стыдно было идти на «блошку» продавать свои картины. Ей, заслуженному художнику Украины не место среди торговцев довоенными открытками и пластинками. Не место рядом с людьми странного вида с их раритетами. Стоять сегодня там со своими полотнами было унизительнее, чем стоять в девяностые в переходах Симферополя. Тогда она была среди равных, одинаково несчастных и голодных художников, которые «вышли на панель» потому, что страна переживала тяжелейший кризис. Сегодня стоять на «блошке» в Берлине, всё равно, что стоять с протянутой рукой, словно нищенка. Приехать к сестре и пойти на базар торговать картинами, — лишний раз подчеркнуть роль бедной родственницы она не хотела ни за какие деньги.
На завтрак Карл подал фрукты, обжаренные тосты с кусочками бекона, и яйца пашот под голландским соусом.
Допивая кофе, Мария сообщила о своём решении не продавать картины. Ева не удивилась или просто не подала виду. Она была не слишком эмоциональна, понимающе покивала и предложила купить триптих. Мария разволновалась, покраснела:
— Нет-нет, зачем ты меня обижаешь, я не могу тебе продать!
— Ты повезёшь их обратно? — удивилась Ева.
— Конечно нет. Оставлю у тебя. Если они действительно тебе понравились, забирай, если нет, то пусть полежат до лучших времён, возможно, мне удастся договориться с галереей о своей выставке и тогда они пригодятся.
— В какой галерее ты планируешь свою выставку? — спросила Ева, как будто это от Марии зависело — где захочет, там и спланирует! Она растерялась:
— Пока не знаю.
Вот это и было основным отличием в их мышлении, — поняла позже она. «Для меня нет ничего невозможного» — знала Ева. «Это для меня невозможно или это не для меня» — привыкла думать Мария.
— Давай поразмыслим вместе, какая галерея тебе лучше подходит, — предложила Ева. — У нас большой выбор. А хочешь, сегодня сходим в Мауерпарк, туда, где раньше была Берлинская стена. Теперь там тоже по выходным блошиный рынок и место встречи творческих людей. Тебе будет интересно.
Оперировали Софию под общим наркозом. Сделали надрез внизу живота, на второй минуте с начала операции, хирург вынул здорового, красивого крепкого мальчика. Обрезав пуповину, врач передал малыша неонатологу. Детский доктор осмотрел его и завернув в пелёнку, отправил санитарку за Павлом. Операция продолжалась. Неонатолог произвёл все необходимые манипуляции с новорожденным и вышел с ним в соседнюю комнату.
Женщина вошла в палату, где обхватив голову, сидел в отчаянной позе Павел:
— Ой, а что же вы тут папаша горюете? Быстренько пойдёмте со мной, сыночка встречать! — услышал он над своей головой непривычные и странные слова. Папаша? Это ему? Всё хорошо?