Она оказалась настоящей красавицей!
Волосы девушки разметались по белому полотенцу изголовья. Роскошные и блестящие, они были завязаны странным узлом и напоминали лепестки огромного черного цветка. Одета она была в ту же больничную хлопковую одежду, что я утром. На белом одеяле, натянутом до груди, я увидел замотанные свежими бинтами руки. Значит, это она колотила утром в стену и звала, разрывая мне сердце…
Конечно, на стене не оказалось ни одного кровавого пятна, которые я так живо представлял, а девушка, кричавшая громко и жутко, сейчас невинно и спокойно спала…
Тонкие изогнутые брови, длинные густые ресницы, высокий благородной нос, легкий румянец, пухлые сжатые губки, изящный, чистый подбородок с ямочкой… Она была до того красива, что я невольно задумался: уж не кукла ли это?! Забывшись, я все разглядывал ее прекрасное лицо, едва заметный пушок на ушах и пышные ресницы…
И тут… прямо на моих глазах с этой кукольной головкой, что покоилась на большой, покрытой свежим полотенцем подушке, стали происходить загадочные метаморфозы.
Вдруг радостное лицо молодой девушки начало еле заметно грустнеть. Однако изогнутые брови, густые ресницы и губы оставались по-прежнему неподвижными. Лишь невинный персиковый румянец вдруг принял тоскливо-розовый оттенок, и от этого семнадцатилетняя девушка стала походить на барышню лет двадцати трех с аристократическими чертами лица. Внезапно, будто всплыв откуда-то из глубины, на этом лице установилось выражение торжественной печали…
Я не верил увиденному… Не в силах даже вздохнуть, не то что протереть глаза, я следил зачарованным, немигающим взглядом, как из-под ее изящных двойных век медленно появляются капельки… Вот они заблестели на ресницах, как росинки в траве. Вот потекли двумя тонкими струйками… Маленькие губки затрепетали, и послышались воздушные, сонные слова:
— Сестрица… милая сестрица… прости меня… Я… я так люблю братца… Всей своей душой. Я знаю, он дорог, дорог тебе… Я так давно люблю его… Что поделать… Ах, прости, прости меня… Прости меня, сестрица…
Голос девушки был настолько слаб, что понять ее слова удавалось лишь благодаря движениям дрожащих губ. Слезы же текли и текли: спускались по длинным ресницам к уголкам глаз, затем омывали бледные виски и скрывались в густых волосах.
Наконец она перестала плакать. Тоскливо-розовый, рассветный цвет обернулся персиковым, и лицо, все так же по-кукольному неподвижное, снова сделалось лицом здоровой семнадцатилетней девушки. Казалось, печаль, что охватила девушку во сне, состарила ее на несколько лет. Но теперь она помолодела, и уголки рта приподнялись в мягкой улыбке.
Из глубины моей души вырвался вздох. Чувствуя, что сам еще сплю, я нервно оглянулся.
Доктор Вакабаяси, стоявший позади, заложил руки за спину и бесстрастно осмотрел меня. Кажется, он был очень напряжен — я понял это по его длинному и твердому, словно мрамор, лицу. Глядя на меня, он слегка облизнул бледные губы и спросил незнакомым голосом, абсолютно лишенным эмоций:
— Вы помните… как ее зовут?
Я повернулся, снова посмотрел на лицо спящей, чуть помедлил и молча помотал головой.
Доктор Вакабаяси опять зашептал низким тоном, словно пытаясь подловить меня:
— Тогда, быть может… вы хотя бы помните ее лицо?
Я снова оглянулся на доктора и несколько раз моргнул, будто говоря: «Исключено… я и себя-то не помню, а уж других…»
На лице доктора Вакабаяси мелькнула тень невыносимого отчаяния. Он уставился на меня пустым взглядом, но вскоре лицо его снова сделалось печальным. Несколько раз кивнув, он, как и я, повернулся к девушке.
Сделав несколько шагов крайне торжественной походкой, он снова молитвенно сложил руки, оглядел меня и многозначительно продолжил:
— Тогда уж позвольте… Эта девушка — ваша единственная кузина и в то же время невеста.
— А! — вырвалось у меня.
Я схватился за голову и, пошатываясь, отступил, а затем, не в силах поверить в увиденное и услышанное, хрипло пробормотал:
— Такая… такая красивая?
— Так точно. Именно эта сказочная красавица. Все верно. Это ваша единственная кузина, с которой вы должны были сочетаться браком 26 апреля 15-го года Тайсё, то есть ровно шесть месяцев назад. Однако из-за таинственных событий в ночь перед вашей свадьбой она оказалась в столь печальном положении и пребывает в нем по сей день.
Я не нашелся, что ответить.
— Поэтому… доктор Масаки возложил на меня колоссальную ношу: я отвечаю за то, чтобы вы оба исцелились и смогли вступить в счастливую семейную жизнь.