— Ни за что! — выпалил я и внезапно вскочил на ноги.
Все тело мое трепетало от жара негодования. Я смотрел на ошарашенного доктора Масаки, который стоял разинув рот.
Стиснув зубы, я повторил одними дрожащими губами:
— Нет!.. Уж простите, но я отказываюсь.
Внезапно все мрачные мысли, что теснились в моей голове, хлынули наружу неудержимым потоком.
— Быть может, я сумасшедший! Да что там, идиот! Но у меня есть самоуважение! И совесть, думаю, тоже есть. Я никогда не сойдусь с женщиной, которая любит другого, какой бы раскрасавицей она ни была! И я отказываюсь лечиться таким образом! Пускай с точки зрения закона, морали или науки тут нет ошибки, я этого не приму. Даже если она признает во мне своего жениха и сгорает от любви. Пока я ничего не помню… пока не восстановилась память… Нет, я не пойду на столь гадкое и постыдное дело! Тем более публиковать непристойные труды! Да как только…
— Но… погоди…
Побледневший доктор Масаки поднял руки…
— Это же… ради науки…
— Нет… вовсе нет! Ни за что!
Из глаз моих хлынули слезы. Лицо доктора Масаки, стены кабинета — все вдруг стало нечетким, но я кричал и кричал, не в силах остановиться.
— Какая наука?! Какие исследования?! Что за ученые-варвары?.. Пусть я сумасшедший, но я гражданин! В моих венах течет японская кровь! Да я скорее умру, чем соглашусь участвовать в этих бесчеловечных… в этих жестоких, непристойных и грязных исследованиях! Если ваша наука так скверна и постыдна, я наотрез отказываюсь иметь с ней что-то общее! Да лучше я прямо сейчас… раскрою собственный череп вместе со всеми этими воспоминаниями!
— Нет… нет! Постой! Ведь ты же… и есть… Итиро Курэ! — растерянно проговорил доктор Масаки.
Его смуглое лицо, которое, казалось, останется невозмутимым, даже если небо упадет на землю, вдруг залилось краской, а затем стремительно побледнело. Осев, он выставил вперед руки, будто пытаясь отгородиться от моих слов, — я видел его расплывающийся силуэт сквозь непрерывный поток слез. Но я ничего не желал слышать.
— Нет, все равно! Пускай я Итиро Курэ… Любой скажет, что это преступление! Делайте вы оба, что хотите, с вашими исследованиями! Живите как хотите! Умирайте когда хотите! Но кто дал вам право вертеть людьми из семьи Курэ, будто марионетками? Разве кто-то из них насолил вам? Они верили вам, уважали вас и даже почитали, а вы обманули их и довели до сумасшествия! Не остановились даже перед рождением ребенка! И что же теперь? Как вы избавите семью от бесчисленных страданий?! Родители и дети, мужья и жены… Все любили друг друга, но вы их разлучили и подвергли адским мукам! Как же теперь вы это исправите? Или будете утверждать, что наука превыше всего?!
Доктор Масаки молчал.
— Даже если вы сделали это не своими руками, что с того?! Думаете, если признание опубликует кто-то другой, то и дело в шляпе? Или ваши душевные терзания послужат искуплением? Профессор! Не мерзко ли это?!
Голова моя закружилась, и я невольно оперся руками о стол. Глаза затуманились новым потоком слез, но я, задыхаясь, продолжал.
— Прошу вас, профессор, покайтесь… чтобы жертва этих несчастных людей не была напрасной. Умоляю, сделайте это, и тогда я с радостью обнародую ваш труд…
Он молчал.
— В качестве наказания я сначала приведу к вам доктора Вакабаяси, он тоже должен извиниться. Возможно, это была месть за отвергнутое чувство или что-то подобное… страшное… но я заставлю его признаться. Затем вы, профессор, вместе с доктором Вакабаяси принесете извинения жертвам. Покайтесь перед портретом доктора Сайто, перед могилой Тисэко, перед безумным Итиро Курэ, перед Моёко, перед госпожой Яёко — перед каждым из них по отдельности. Прошу вас, скажите, что все было ради науки, сделайте это от чистого сердца… И тогда я не стану дорожить собой. Берите мои руки, мои ноги, всю мою жизнь, коли требуется! Я даже готов взять на себя вашу вину…
Не в силах продолжать, я закрыл лицо руками, и слезы хлынули сквозь пальцы.
— Такое страшное… бессердечное злодеяние… — бормотал я. — Ах!.. Моя голова…
Я рухнул на стол. Кричать я не мог, но слова, словно рыдания, прорывались наружу.
— Простите… простите… я… я отомщу за всех… Прошу, пусть это исследование…
Тук-тук… тук-тук…
В дверь постучали.
Я резко пришел в себя. В страшном волнении я достал платок из кармана, вытирая слезы, посмотрел на доктора Масаки, и от его демонического вида у меня сперло дыхание, а возбуждение, в котором я пребывал, мигом схлынуло. По бледному, будто фарфор, лицу струился пот, морщины на лбу резко прорисовались, вены вздулись, глаза зажмурились, челюсти сжались, а ладони вцепились в подлокотники. Руки, голова, локти, колени — все члены его трепетали.