— Однако дали деру, — нервно встряхнул старик ушибленной рукой, и на скулах выступил лихорадочный румянец. — Тварюги подлые.
Голос у него был напряженно-гудящим, низким, чувствовалось, что он все никак не может отойти от происшедшего.
Толпа вокруг него сочувственно гудела:
— Паразиты…
Проводница, пышнотелая блондинка с веником в руке, протиснулась ближе.
— Что украли? — деловито спросила она.
— Вроде ничего. — Досадливо сконфузившись, старик небрежно вытер кровь над бровью. — Надо посмотреть.
— Не трогайте тут ничего, — распорядилась проводница и, все так же держа веник в руке, побежала по проходу.
Климов пропустил ее мимо себя, шагнул поближе к старику:
— Кого-нибудь запомнили?
Старик посмотрел на испачканные кровью пальцы и стал вытирать их платком.
— Второго. Сытый такой, гладкий. На руке стальной браслет.
— Еще костюм на нем спортивный, темно-синий, — раздался чей-то подозрительно знакомый голос, и Климов посмотрел на подошедшего свидетеля. Взглянул и мгновенно опустил глаза: старика с презрительной усмешкой разглядывал амбал Сережа, санитар из психбольницы. — Яркий, модный, все видели?
— Еще бы! Разумеется, все видели, все подтвердят, — ответила от имени столпившихся зевак приятная на вид стройная дама и стрельнула взглядом в сторону Сережи. — Один в костюме, а другой…
— Другого не было, — вальяжно прогудел Сережа, распечатывая целлулоидную пачку «Филипп Моррис». — Я бы с ним столкнулся. И прижал…
Кто-то подхихикнул.
— Это верно? — спросил у собравшихся Климов.
После этого вопроса в коридоре сразу поубавилось народу. Остались только амбал Сережа и, видимо, ехавшие с ним два мордоворота.
Климов усмехнулся.
Сейчас начнется протокольная бодяга, потом сверка показаний, затем выяснится, что свидетелей вообще-то нет, что они так, сочувствующие больше, вместе едут, и получится, что старику приснился сон, и он свалился с полки… Стукнулся башкой о столик, вот и привиделось… мать его так… Людей только зря разбудил, перебаламутил.
Сережа с друзьями повернул налево, Климов — направо.
«Убийство еще будут раскрывать, а неудавшееся ограбление навряд ли», — подумал Климов и почувствовал боль в зубе, под коронкой. Зуб давно не беспокоил его, а тут заныл, напомнил о себе тупой болью.
Климов решил прополоскать рот теплым чаем и пошел за кипятком. Красный столбик градусника на титане стоял у отметки восемьдесят. «В самый раз, — подумал Климов. — Кипяток мне и не нужен».
Два мордоворота прошагали в тамбур, широко, уверенно ставя ноги. Проходя мимо Климова, один задел его плечом так, что вода из стакана выплеснулась и больно обожгла руку. Климов стиснул зубы, догадался: приглашали выйти. Приглашали, но прошли, не обернувшись. Почему? Боялись, что узнаю? Одного или обоих.
Подув на руку, Климов заново набрал в стакан воды и, постояв еще немного перед тамбуром, рванул на себя дверь.
Сквозняк, табачный дым, лязг буферов… Мордоворотов не было. Наверное, нервы у него сдают, шалят после психушки…
Возвращаясь в купе, Климов вспомнил, как давным-давно, когда они с Оксаной только поженились, его в подъезде поджидали трое… Двоих он просто завязал узлом, а третий упал и сам уже не мог подняться.
Мрачная работа.
2
От полустанка, на котором поезда стояли только две минуты, до «соцгородка» — или Ключеводска, названного так в угоду перестройке, — добраться можно было на автобусе часа за полтора, а если взять такси, то и быстрее. Ступив на знакомую платформу, залитую лужами и кое-где уже прихваченную наледью, Климов полной грудью вдохнул пахнущий сырой листвой и терпко отдающий хвоей воздух.
Горы начинались сразу же за зданием железнодорожной кассы и путевой службы, к которому вел ряд каменных ступеней.
Климов попытался взглядом отыскать тот горный кряж, за чьей громадой в небольшой теснине затерялся Ключеводск, но темные, разорванные ветром тучи цеплялись за вершины скал, накрывали влажным сумраком деревья. Дубы, чинары, клены вспыхивали в утренних лучах случайно прорывавшегося света и тут же гасли в тени наплывавших туч. Теплые деньки сходили на нет, уступая место слякоти и холодам.
Мордовороты, выпрыгнувшие из головного вагона, быстро пересекли пути и с явным усилием — плечи их оттягивали сумки — взобрались по откосу к черному «рафику», стоявшему неподалеку.