Климов сокрушенно застонал, зажал виски руками:
— Что же делать?
Медик усмехнулся:
— Сейчас тебя Мишаня спрячет под замок от Чистого, а то он тебе брюхо вспорет и кишкой удавит, шибко лютый, просто нехороший… А то, что ты босой, — он уловил взгляд Климова, досадно брошенный на ноги, — это даже лучше, босиком до рая, как до бани. Кстати — он достал коробку спичек, сигарету, — можешь помолиться. Свечки я тебе оставил. Там, в кармане.
«Догадливая сволочь!» — стал подниматься Климов и, не распрямляясь, сгорбленно-сутуло, двинулся к двери. На полпути что-то припомнил и обернулся:
— Спички, если можно. Зажечь свечку.
— Это сколько хочешь.
Медик бросил ему в руки коробок и подмигнул:
— А ты мне свечечку взамен, одну хотя бы.
Отказать было нельзя.
— Зачем она тебе? — с укором спросил Климов. — Мне помолиться, поминать покойницу, а ты…
— А я, — ответил Медик, — зажгу ее тогда, когда ты принесешь мне «Магию и медицину».
Климов сник. Позволил себя подхватить под мышки и поволочь к двери.
23
Климова столкнули в лифт, протащили по вестибюлю, выволокли на улицу. Дождь со снегом сразу остудил лицо. Босые ступни стали зябнуть. Ранние сумерки осени со всех сторон зажали двор шахтоуправления, в глубине которого располагались гаражи, подсобки, мастерские. Ветер, такой же сильный, как и утром, уже не разметал сырую хмарь.
Запихнув Климова в милицейский «УАЗ», Слакогуз с подручными довез его до мрачного строения «дробильни» — небольшой рудничной фабрички по выработке щебня и бетона.
Фонарь, висевший под навесом центрального входа в «дробильню», освещал высокие металлические двери, выкрашенные в зеленый цвет, на фоне которых застыл часовой. Злобная ухмылочка садиста, казалось, навсегда застыла на его губах. Климов представил, как такой в потемках просит закурить, и содрогнулся: есть типы, чья внешность внушает ужас.
— В жмурню? — спросил часовой Слакогуза и, услышав утвердительное «да», звякнул ключами, отомкнул замок и пропустил сначала Слакогуза, потом Климова, подталкиваемого телохранителями Медика.
Пройдя по длинному и плохо освещенному коридору, Слакогуз свернул налево, взялся за шаткие ржавые поручни и стал спускаться в узкий подвал, на бетонной стене которого Климов усмотрел подтеки крови. На одной из ступеней лестницы валялся сломанный женский каблук.
Очутившись в подвале, Климов увидел еще один боковой ход, куда его толкнули мимо Слакогуза, задержавшегося возле металлической решетки. Слева и справа от бокового хода находились глубокие ниши, в одну из которых Климова и запихнули.
Ударили так, что он упал на груду безжизненных, холодных тел расстрелянных заложников.
Климов инстинктивно вскочил на ноги. Он много видел трупов, может, даже больше, чем иной служитель городского кладбища, но лежать на них ему еще не доводилось.
Под потолком потрескивали и зудели две люминесцентные лампы, и свет их отбрасывал синюшно-матовые тени на расплывшуюся рожу Слакогуза и злобные лица охранников.
— Держи, — обратился один из них к Климову и бросил ему в ноги пистолет.
Климов недоумевающе пожал плечами, осторожно наклонился, кося глазом на охранника, взял свой «Макаров», сверил номер: правильно, и серия, и номер его личного оружия. Подкинул пистолет на ладони, выщелкнул обойму. Не глядя, понял, что она пустая. Вернул на место, загнал в рукоять. Передернул затвор, спустил курок. И на мгновение ослеп от вспышки, только еще выше вскинул пистолет.
Слакогуз захохотал:
— Еще разочек!
Климов услышал характерный звук сработавшей фотовспышки и вновь зажмурился от яркого света.
— Гад!
Что было силы Климов метнул «Макаров» в Слакогуза. Метил в объектив, но попал в руку. Еле уклонился от удара в пах, отбил ногу охранника.
— Штэмп сытый!
Слакогуз потер ушибленную руку, передал фотоаппарат со вспышкой ближнему мордовороту и ехидно произнес:
— Не стоит прыгать с крыши, чтобы напугать кошку.
По-видимому, эта фраза служила сигналом к избиению, поскольку Климов тотчас получил удар в плечо. Отлетел в угол. Поднимаясь, вынужден был опереться о чье-то бедро. И это подогрело жажду мести, бросило в контратаку. Когда человек ничего не боится, это всегда пугает неизвестностью: какая сила придает ему уверенность в своей живучести и неприкасаемости?
— Отбей ему бубны, — посторонился Слакогуз и спрятался за спину ринувшегося в бой охранника.
Один за другим парировал Климов удары, мгновенно перейдя в стойку «змеи», пропустил бьющую ногу выше себя, ударил охранника в пах кулаком, подсек и увернулся. Ниша была узкая, зато до потолка не сразу и допрыгнешь. И пол был гладкий, залитый бетоном. Климов почувствовал, что сила прилила к ногам, как жестко-прочно пятки ощутили твердь. Им овладело то состояние опустошенности, за которым нет ни страха боли, ни страха смерти.