— Это бред какой-то! Два рубля одной бумажкой! Я вам говорю: она не обращалась в поликлинику…
По-видимому, его поняли:
— Не горячитесь. Я согласен сделать вскрытие…
— Кому платить? — вспомнив подсказку Слакогуза, спросил Климов и услышал:
— Никому. Пусть из милиции нам пришлют следственное направление.
— Почему следственное? — Климов сам их написал не меньше сотни. — Дело, что ли, будут возбуждать?
— Конечно! — подтвердил догадливость обрадованный голос. — А вдруг вы бабушку… того? Решили, так сказать, ускорить ее смерть. Хотите завладеть ее богатством.
Климов усмехнулся. Все богатство бабы Фроси состояло из трех стульев, кухонной утвари и продавленного дивана. Возможно, были сбережения, но банки прогорели, государственный по крайней мере, инфляция сожгла сберегательные вклады, и в который раз ограбленный народ остался в дураках.
— Я спрашиваю, собственность была? Вы меня слышите?
— Не знаю…
— Дача, дом, машина…
Климов начал понимать, обрадовался, крикнул:
— Домик! У нее был домик. Она в нем…
— Вот и отлично. Оцените его срочно и — вперед! В смысле в милицию.
— А те — вам — следственное направление на вскрытие?
— Да. И никаких проблем. Еще вопросы есть?
Вопросы были, но уже не к судмедэксперту.
Климов сумрачно потер виски.
Мысль о том, что баба Фрося могла оставить завещание, показалась ему дельной… Надо узнать. Кто заверял его? Не сам ли Слакогуз?
9
— Наверное, сегодня не получится, — сокрушенно сказал Климов, устроившись около Петра. — Не везет так не везет.
Он рассказал все, что узнал у судмедэксперта, и замолчал.
— Такие, брат, дела.
Он понимал, что надо снова обращаться к Слакогузу, терять время, обивать пороги. Хотелось все обмозговать и разложить по полочкам, все упорядочить и завершить. Порядок в голове — порядок в деле. Идеалист. Сейчас за это никто копейки дореформенной не даст. Все любят исключения. Все поняли, что исключения важнее правил. Всем подавай рабочий беспорядок гения.
— Надо Слакогуза брать за жабры, — сказал Петр, кладя руки на руль. — Все от него зависит.
— Да пошел он! — Раздражение переполняло Климова, и он повысил тон. Даже кулаком пристукнул по колену. — Написал бы, как это водится в больницах, какой-нибудь там заворот кишок, несовместимый с жизнью, да любой диагноз, применимый к старикам, и все в ажуре. Мы-то ведь не против.
— Это так, — подтвердил Петр. — Что нам возражать. Мы люди сбоку, нам наследство не обломится.
— И это нас роднит, и это же нам ставится в вину.
— С какой же это стати? — Петр резко повернулся, стукнувшись локтем о руль. — Мы делаем добро, хороним одинокую старушку.
— Представь себе, эксперты говорят, что стариков, после семидесяти лет, никто и не вскрывает. Их как бы списывает государство. Дожил до семидесяти лет? Вот тебе пенсия, вот поликлиника, а дальше — как судьба распорядится. Юридической защиты старики лишаются!
— Ты что?
— Я?.. Ничего. Лишаются, и все.
— Как это? Объясни.
Петр потер локоть и повернулся лицом к Климову.
— Объясняю. Живет, к примеру, баба Фрося. Ей восемьдесят лет. Имеет домик, садик, сбереженьице.
— Какие там у бабы Фроси…
— Я к примеру.
— Ну, допустим. — Петр отодвинулся ближе к двери, чтоб чувствовать себя свободней. — Продолжай.
— Так вот. И есть у этой старенькой бабульки сердобольные наследнички, больно им смотреть, как мучается человек на склоне лет, и тяжко ей, и трудно ей, и зажилась она на белом свете. Можно сказать, просится душа ее на небеса. Так отчего же не помочь родному человеку? И вот дают старушечке снотворное, подмешивают в чай, хороший, настоящий, только что из Сингапура или из Малайзии, ну, в общем, самый лучший…
— Самый лучший чай из Кении, запомни.
— Ты откуда знаешь? — удивился Климов. — Покупал?
— Нет, угостил один товарищ. Вместе Афган прошли. Дома угощу.
— Ладно, попробуем. Слушай сюда.
— Я слушаю.
— И пьет эта старушка чай и мирно засыпает, окруженная заботой домочадцев, а ночью — ей подушку на лицо и прижимают. Дернется бедняжка раза два и успокоилась навеки.
— Но это же убийство! — возмущенно воскликнул Петр. — Чистой воды убийство.
Климов усмехнулся:
— Кто это тебе сказал?
Петр ударил себя в лоб ладонью.
— Да ты сам подумай, ведь юрист, сам сыщик, а такое…
— Что «такое»? — медленно, с растяжечкой переспросил Климов. — Кто это докажет?
— Экспертиза…
— А она не проводится, если усопшей больше семидесяти. В поликлинике берется карточка, а там: во-о-от такой список диагнозов — от ревматизма до цирроза, вместе с геморроем и склерозом. Родственнички вызовут врача, расплачутся, мол, как же они будут жить без родненькой бабулечки. Да, жаловалась, да, на сердце, задыхалась, бедная, и «скорую» вызывали, уж незнамо сколько раз, и сами иногда кололи, приглашали медсестру, расходы, знаете. В общем, доктор, как нам теперь быть? Куда везти? С чего начать? Ужасно все это, ужасно, похороны, кладбище, венки… Быть может, вы подскажите, какие нужно при себе иметь бумаги? Мы… мы просто в шоке — и глаза на мокром месте. А доктор им и говорит: «Не надо, мол, расстраиваться, человек пожил, пора и честь, как говорится, знать. Сейчас я вам спишу диагноз из ее амбулаторной карточки, тот, что встречается чаще всего в справках о причине смерти, ну, хотя бы, этот… тэк-с, тэк-с, тэк-с… А, вот он! Атеросклероз… обширный…» И никаких проблем. Все шито-крыто. Дальше в ЗАГС за справкой для кладбища. И можно приглашать оркестр. Словом, идеальное убийство.