У узбеков была только одна радость – русские бабы, замужние и незамужние, которые жалели их всем своим бабьим сердцем. Поэтому приезжая на завод, граждане Узбекистана попадали не только в производственное, но ещё и в сексуальное рабство к кладовщицам и пекаршам. Конечно, я был шокирован, когда впервые увидел русских девушек на коленях у узбеков. Дальше было круче. Например, как-то одна пекарша, взрослая баба, наметила себе молоденького узбека и сообщила о своём желании Амиру. Но Амир не передал сообщение, потому что человек должен был работать. Она же договорилась с охраной, что заберёт мальчика на сутки к себе и несколько часов ждала его под дождём. Многие занимались сексом прямо на заводе в полной антисанитарии. Однажды один товарищ из ближнего зарубежья пришел в гости к двум сёстрам. Одна, использовав его, пошла в магазин за водкой. В это время с ним переспала вторая сестра. Многие женщины влюблялись в узбеков, и их отношения были достаточно продолжительные. Так они имели одного русского мужа дома и одного узбекского гастарбайтера на работе. Очень удобно.
Мужчины, у женщин свои представления о любви и морали. Это вам нужно понять и смириться. И даже не пытайтесь возражать. Виноватыми окажетесь всё равно вы.
Иногда мне попадались строптивые узбеки. Даже пару раз кидались на меня с ножами. Но я успешно выбивал предметы оружия у них из рук, потом при помощи пинков и того, что попадалось под руку, разгонял дебош. Прямо как в боевике.
Геннадьевич особенно не любил складское хозяйство, это учитывалось при распределении рабочей силы. На склады давали максимум трёх человек. Одна из кладовщиц ненавидела за это меня и директора. Она выждала момент, когда я заболел. Нужно было пребывать на работе, хотя из-за огромной температуры я еле стоял на ногах. Она позвала своего сына – огромного злого громилу, и он кастетом раскроил мне лицо. Кладовщица была очень рада, хотя и не высовывалась несколько дней из своей каптёрки. Нужно было накладывать швы, но я стянул раны пластырем и продолжал ходить на работу. Мне было глубоко плевать. Я поправился, и раны заросли.
Однажды ночью зазвонил телефон. Кто говорит? Он. Геннадьевич собрал на заводе всех, кому доверял. Меня и водителя. «Друзья, - сказал он торжественно - Завтра у нас облава миграционной службы. Нужно вывезти всех «талибов» (так на заводе называли узбеков). Будем вывозить к водителю во двор». Я сказал, что тридцать человек узбеков, сидящих во дворе частного дома, привлекут внимание и позвонил родителям. Они разрешили спрятать несчастных в подвале своего частного дома. Это было похоже на фразу Бонасье из фильма «Три мушкетёра»: «Я спасу Францию!» Решено было возить на легковухе маленькими порциями. Проблема была в том, что мы ехали через Волгу, а на той стороне был главный пост ГИБДД.
Глубокой ночью чёрный форд с тонированными стёклами вырвался за территорию завода. Это был первый рейс, а всего нужно сделать десять. На третьем рейсе гаишники стали подозрительно коситься на нашу машину, снующую туда - сюда по тёмным пустынным улицам города. Когда на пятом рейсе милиционер (тогда ещё милиционер) поднял жезл, я сказал водителю, чтобы он проехал несколько метров вперёд и вышел навстречу гаишнику, чтобы тот не заглядывал в салон. Водитель так и сделал. Узбеки тряслись на заднем сидении, напряжение возрастало... Но всё получилось. Потом узбеки сидели в подвале, родители давали им еду, а я выводил их по очереди в туалет. Подвал долго проветривали и вычищали.
Но уволенные русские бабы пошли в прессу, и к нам зачастили журналисты. Завод становился популярнее с каждой статьёй. Пресса красочно описывала быт узбеков, антисанитарию и прочие мерзости. Например, они публиковали фотографию лежащей у контейнера с хлебом фуфайки и писали: «О, ужас! Грязная фуфайка прислонена к хлебу!» И на главной странице фото испуганного узбека по имени Санжар. Но фуфайка была чистая, и вообще новая, за день до этого выданная мой. А Санжар потом подписал мне газету: «Началника ат Санжара».
И всё-таки нас застали врасплох… Милиция и миграционная служба ворвались ночью. Узбеки бежали и прятались кто куда, но людей в форме было слишком много. «Талибов» вытаскивали из всех щелей. Всюду раздавались вопли на узбекском и русском языках. По заводу бегали люди. Это было похоже на Хрустальную ночь. Похватали даже курсантов-монголов из военного училища химической защиты, которые подрабатывали у нас по ночам.
На все свои праздники «талибы» готовили легендарное узбекское блюдо – плов и угощали меня. Это было тяжело, потому что на самом деле настоящий плов есть невозможно. Даже глотать, даже просто держать во рту. Когда плов готовят русские, он получается адаптированный, что ли. Но настоящий плов ужасен, может, из-за неимоверно громадного количества растительного масла ,влитого в блюдо, может, из-за каких-то других особенностей. Сверху они клали немного такой же противной зелени. Потом стояли рядом и, довольные, смотрели, как начальнику «нравится» из знаменитое на весь мир блюдо. А у меня лицо уже сводит гримаса отвращения, но я должен делать вид, что в восторге. Это было тяжело.
Мой напарник, тот который пил и ничего не делал во времена нашего «бизнесменства», тот самый сосед блондинки, которая давала куда угодно, только не туда, когда я с ней дружил в студенческие времена, как только остался один, сразу взялся за ум. Он помирился с женой, бросил хлестать водку и стал ездить в Москву на заработки. Я даже прикалывался над Кларой, говоря, что Макс стал человеком: «Я тоже в Москву хочу. Он даже в массовках снимается!» Клара бесилась, а я: «Он в массовке топор подносит. Не веришь?» И делал вид, что звоню Максу… «Что?! Повысили?! Уже осетра подносишь?!» Клара бесилась ещё больше…
Мы с Кларой уже не выступали, но нам иногда звонили и писали с просьбой выслать диски с песнями группы «Шиповник и лестовка». И мы отсылали наложенным платежом. Появились социальные сети, и люди стали выкладывать наши песни.
Однажды днём мне позвонила Клара и, рыдая, сказала, что Кирилла сбила машина. Когда тебе говорят такое по телефону, весь мир рушится в одночасье. Не дай бог тебе, читатель, услышать эти слова. Нашему сыну Кирюшке на тот момент исполнилось 11 лет. Возвращаясь с тренировки, он переходил дорогу по пешеходному переходу. Автобус «Пазик» пропустил его. А автомобиль «Вольво», управляемый водителем кавказской национальности по имени Атен Гавальян - нет. О том, что нашего сына сбили, сообщила тренер Кирилла. У моей супруги была не просто истерика. Она орала и у нее текли ручьями слёзы. Мы не знали, что наш сын успел сгруппироваться и прыгнуть на капот. Пролетел несколько метров и получил травму бедра. Вместо того, чтобы отвезти его в больницу, Гавальян запихал его к себе в машину и долго возил по городу. Отвез домой пассажиров, потом заставил Кирилла наговорить на диктофон, что тот якобы сам выпрыгнул на дорогу. Когда он, наконец, приехал в больницу, его ждала милиция и наши родственники. Мы с Кларой объезжали другие больницы, тщетно ища своего ребенка. Когда мы получили информацию, что Кирилл в травме 1-й городской, кинулись туда. Водитель-кавказец сетовал на то, что мой ребёнок, сбитый им, помял ему капот, предлагал подраться и прочее…