И еще много разных добрых и приятных слов, существенно пополнивших немедицинский кругозор. Похоже, мой командир читал вечерами не только устав строевой службы.
Поэтому я выскребся из жидкой грязи, с трудом собрал себя как единой целое и поковылял следом за убежавшей вперед колонной. Левой-правой, левой, шлеп, буль-буль, чтоб тебя, дубина камуфляжная, и снова левой-правой… И делай раз… Утром и вечером, осваивая для себя новые разновидности спортивных состязаний… И делай два…
Не успел я вечером после душа обессилено свалиться на кровать, как ко мне подскочил пучеглазый «латино», по утрам на спор отжимавшийся больше двухсот раз.
— Санитар! Быстрей! Там в каптерке Тибур с Самой на ножах игрались, и Тибуру ненароком всю грудь распластали! Бегом, он кровью исходит!
Я подхватил ни разу не открытый пока набор с инструментами и рванул следом за побежавшим «спортсменом». Ввалился в заставленную стеллажами комнату и упал на колени рядом с раненным. Одним движением распластал залитую красным майку, перехватил в левую руку зажим и быстро промокнул марлей кровь на груди, открывая доступ к поврежденным тканям. Промокнул еще раз и замер. Потом бросил набрякшую тряпку в сторону и осторожно попробовал налипшую на пальцах гущу… Кетчуп… Понятно…
Откатившись в сторону, обладатель обожженной щеки встал и захохотал, пихая в бока набившихся в каптерку приятелей:
— Не, это же надо! Как молния! Я думал, он стену пробьет, так разогнался! А утром еле ноги передвигает! Талант! А глаза-то, глаза, как у Самы, когда на толчке застанешь! Выпученные и дурные!
Я убрал зажим, медленно поднялся и коротко ударил в освещенное улыбкой лицо. В другой ситуации я бы не попал. Скорее всего, меня бы покалечили еще на замахе. Но в тот момент Тибур звонко хлопнулся на задницу и ошарашено уставился на «мясо», поднявшее на него руку.
— М…к сраный! Смешно тебе?! А когда будешь подыхать, поймав очередь в брюхо, тоже станешь веселиться?! А я пошлю тебя на…! И отвернусь к стенке, спать! Потому что как я должен понять, от безделья вы ко мне примчались, или действительно кому-то кишки размотало?! Еще раз, слышишь, шутник пустоголовый, еще раз вы меня разыграете по неотложке, и я тебе точно позвоночник выну… Будешь в коляске кататься на грошовую пенсию и костяные четки перебирать! Понял?!
На меня тогда знатно накатило. В казарму каждый день прибывало пополнение. И эти люди моментально находили свое место в давно устоявшейся иерархии. Снайперы, саперы, радиоспециалисты — крепкие ребята, объединенные законами спецназа. Они вливались в привычную для них среду, находили общих знакомых, восстанавливали боевую форму и лишь удивленно косились в мою сторону:
— Это кто у вас?
— Залетный. Бумажки перепутали. Как разберутся, сунут в тыл.
И глядя на испачканное кетчупом тело, я ощущал, как меня медленно отпускает, как я из человека, способного движением руки спасти жизнь, снова превращаюсь в мусор у входа. Волна ярости уходила, оставляя после лишь пустоту и тоску.
Седой ротный раздвинул толпу, молча полюбовался на мрачных солдат вокруг и хмыкнул:
— А нам рассказывает, что ему руки беречь надо… Все, повеселились. Отбой через пять минут.
— У меня рапорт о вчерашней драке в казарме. Что скажете?
Замордованный полковник (оказывается, за полторы недели военной жизни я научился различать звания! кто бы мог подумать, как благотворно влияет чтение устава на ночь…) посмотрел на меня и поморщился. Конечно, кому хочется разбираться с «пиджаком», присланным в безумной спешке.
— Я не помню такого, — почесал я затянувшуюся царапину на щеке.
— А это что, ударились?
— Побрился неудачно.
Мой собеседник развернул экран с личным делом и показал на вереницу отметок:
— Убер, вы трижды проходили сборы. У вас отличная специализация для наших войск. Но госпитальные позиции давно заняты и никто для вас там местечко не выделит. А через неделю бригаду снимают с базы и отправляют в джунгли… По-человечески я вас понимаю и говорю: пишите рапорт. Я проведу проверку, может, и найду кого-нибудь, потом поставлю отметку о психологической несовместимости и выпну на сортировку. Там поболтаетесь какое-то время и попадете в больницу. На свое место.
— Это по-человечески. А с точки зрения командира?
С субординацией я тогда не дружил совершенно. Впрочем, как и сейчас. Полковник набычился, но все же ответил:
— А как командиру, мне грамотный хирург в роте не помешает. Потому как мы не в окопы едем, а на пресечение волнений и зачистку взбунтовавшейся территории. С автоматом лично бегать по болотам вам не придется. Зато работой в полевом лагере я вас завалю по маковку.