— Похоже, вы неплохо изучили политику и экономику, — заметил Сэвидж.
— Я изучил жажду власти и средства, используемые для того, чтобы получить эту власть и сохранить ее, — сказал Гессель. — В основе человеческого поведения лежит вовсе не атом. Это стремление к власти.
Он сделал глоток вина и продолжил:
— Америка также борется за то, чтобы сделать мир безопасным для демократии. Спросите вашего афро-американского гражданина и вашего индейца из резервации о «демократии».
— Я понимаю, что великое зло и несправедливость пятнают сияющий щит мира, — сказал Кларк Сэвидж. — Но я верю, что когда-нибудь все это будет исправлено.
Барон удивленно поднял брови.
— «Пятнают сияющий щит мира»? Я и не подозревал, что вы тоже в некотором роде поэт.
Сэвидж ожидал, что фон Гессель продолжит разговор на подобные темы. Они были предназначены для того, чтобы вызвать у него сомнения в правоте и нравственности дела союзников. Но если ученый полагал, что его пленник настолько слаб, что поддастся на подобную уловку, то он сильно ошибался.
Как ни странно, внезапно барон указал на стол:
— Посмотрите на этих людей. Пускают слюни, принюхиваются, как гончие вокруг суки в жару. Не то чтобы они настолько сбились с пути в своем пылу. Она считает себя еще одной Екатериной Великой, Клеопатрой, Нинон де Ленкло. К сожалению, она не обладает их высоким интеллектом. Но кого это волнует в таких делах?
Кларка Сэвиджа это возмутило. Джентльмен никогда не говорит так о женщине. Даже если это его собственная любовница. И даже если это замечание верно.
— У вас красное лицо. Опять, — сказал фон Гессель, усмехаясь над своим бокалом вина.
Прежде чем заговорить, Сэвидж подождал, пока тот проглотит большой кусок восхитительной говядины.
— Ваши намеки на нее не очень меня задевают, — сухо сказал молодой человек.
— Вы считаете, что я не должен пренебрежительно отзываться о любой женщине? — спросил ученый. — Но это означает, что женщины как группа находятся либо на более высоком уровне, чем мужчины, либо на более низком. Такова общемировая мужская позиция. Ошибочная, конечно. Средний интеллект женщин так же высок, как и средний интеллект мужчин. Хотя это вовсе не комплимент женщинам. В большинстве областей деятельности они обладают такими же умственными и, как правило, физическими способностями, как и мужчины. Любой человек, не ослепленный предрассудками, должен был бы это видеть. Так почему же я — или кто-либо другой, если уж на то пошло — должен избавлять их от критики и обвинений? Что требуется от мужчин, то должно требоваться и от женщин. Это включает в себя похвалу или порицание, награду или наказание.
— Но ведь с ними не обращаются как с равными!
— Именно. И не будут до тех пор, пока они не начнут войну за равноправие. А может быть, и тогда не будут. Мужчины не откажутся от своей власти над женщинами, пока их к этому не вынудят. Они будут сражаться долго и упорно. — Барон выпил половину вина из своего бокала. — А, хорошо! Эти монахи, возможно, мало знают о прелестях жизни. Но они делают очень хорошее вино. Так вот, мой юный американец, то есть мой очень наивный и юный гость, почти все в человеческой жизни проистекает из борьбы за власть. Власть! Власть!! Власть!!!
— Вы очень циничны, — сказал Кларк Сэвидж.
— Другими словами, я веду себя как собака? Если так, то я вожак стаи. Объективный, трезвомыслящий, ясно видящий без шор. Что делает меня тем, кого вы называете «циничным». Видите ту женщину? Конечно же, видите. Я просто капризничаю. Вы разрывались между своим увлечением едой и ее красотой. То есть ее сильным сексуальным влечением. У нее была власть. Как дочь русского графа, владевшего огромной собственностью и тысячами крестьян, она могла — если бы захотела — предать любого из них смерти или пыткам. У нее их было много, и она избивала их до крови хлыстом. Конечно, для этого ей нужно было получить разрешение отца. Но большевистская революция все это смела. Внезапно ее родителей забивают до смерти крестьяне, которые теперь сами имеют над ними власть. Она находится в смертельной опасности и вынуждена бежать из своей страны. Ее единственная собственность — это драгоценности, одежда и четверо слуг, незаконнорожденных и заблудших созданий, которые цепляются за нее из-за ошибочной преданности. Вместо того чтобы убить ее, они ее защищают и служат ей. Но она не потеряла всю свою силу. У нее все еще есть ее красота, ее сексуальная привлекательность. Она использует их так, как должна использовать женщина, если хочет выжить и вернуть себе некоторую власть. К счастью для нее, она встретила меня. Но что она будет делать, если я потеряю к ней интерес и отдам предпочтение какой-нибудь другой женщине? Она найдет себе другого мужчину, обладающего властью. Но что будет, когда она станет старой и уродливой?
Фон Гессель пожал плечами.
— Но все это не имеет значения, лейтенант, — заявил он. — Давайте обсудим другие вопросы, если вы не против. Например, тема, которая меня очень интригует. То есть усилия вашего отца превратить вас в сверхчеловека. В то, что Ницше называл «der Ubermensch».
Сэвидж только что откусил кусочек салата из пальмовой сердцевины. Вкус этого деликатеса внезапно стал неприятным, и он чуть было не выплюнул его. Его сердце, казалось, было поражено ударом, а его желудок, казалось, делал петлю за петлей.
Фон Гессель улыбнулся.
— Да, я много знаю об этом. У нашей разведки есть досье на вас и на доктора Кларка Сэвиджа-старшего. Довольно длинная штука. Я буду с вами откровенен. Я бы не пригласил вас на ужин, если бы вы были просто каким-нибудь летчиком-янки, у которого больше смелости, чем мозгов. Мы можем поговорить о вашем необычном образовании и о мотивах, побудивших вашего отца дать его вам. Это не поставит под угрозу безопасность союзных держав.
Сэвидж отодвинул тарелку. Глядя прямо перед собой с напряженной спиной, он повторил свое имя, звание и порядковый номер.
— Ну же, — сказал барон. — Нет никакой необходимости в этой чепухе. Вы не можете рассказать мне ничего о ваших передвижениях и о вашей роли в воздушном сообщении, чего бы я уже не знал.
Кларк снова назвал свое имя, звание и порядковый номер. Его собеседник вздохнул.
— Вы очень упрямый молодой человек, — сказал он, хмурясь. — И боюсь, не такой умный, как мне внушили.
Резко и энергично, так что все даже вздрогнули, фон ученый отодвинул свой стул и встал во весь рост. Громкий разговор прекратился, и единственным звуком на мгновение стала музыка из граммофона. Он играл «Похоронный марш Зигфрида» из вагнеровского «Кольца Нибелунгов».
— Отведите пленника обратно в камеру! — проревел фон Гессель по-немецки.
Графиня Идивзад пристально смотрела на барона и лейтенанта широко раскрытыми глазами. Ее губы были приоткрыты, как будто она собиралась задать своему любовнику вопрос. Но она вновь сомкнула их, не сказав ни слова.
— Вот именно! — закричал барон. — Не смей произносить ни единого слова протеста! Забудь на ночь о своей игрушке! Он не для тебя!
А потом он заорал на только что вошедшего капитана:
— Кунц! Отведите этого человека обратно в камеру! Под двойным конвоем!