Юноша повернулся и пополз — вернее, соскользнул — к куче спутанной бурой травы и грязи. Он видел ее только сбоку и одним глазом. Река в этом месте была около двухсот футов шириной. Это должна была быть Верзе — приток Ойзе.
Он, по-видимому, спустился около Нойона, который теперь удерживали немцы.
Треск выстрелов доносился с противоположного берега, где находились немецкие солдаты. Но потом он вдруг прекратился. На середине реки стояло три судна. Одним из них был буксир, который толкал дюжину открытых барж, груженных углем. У его лоцманской рубки не было крыши. Второе судно находилось выше по течению от буксира. Высокое и яростное пламя охватило его от носа до кормы, а его разбитый корпус выглядел так, словно это был патрульный катер. Когда взгляд Сэвиджа задержался на нем, в середине корабля что-то взорвалось, и его передняя секция погрузилась в воду. Через мгновение за ней последовала и кормовая секция. Третье судно было паровым патрульным катером под флагом кайзеровской империи. Его пулеметы были направлены в ту сторону, где Кларк перебрался через берег. Но теперь они молчали, хотя катер направлялся в его сторону.
Патрульный катер должен был вскоре высадить на берег людей, чтобы те смогли поймать летчика на суше. А машины, груженные солдатами, жаждущими застрелить беглеца, должны были проехать по этой дороге, если только они не застрянут в грязи.
Двух «Пфальцев», которые следовали за Кларком, пока он не разбился, словно и не было — он не слышал шума их моторов и не видел никаких признаков их присутствия. Их пилоты должны были удовлетвориться тем, что они разделят еще одну победу — или свою первую победу — с другими немцами.
Сэвидж повернулся и пополз к дороге. Пошатываясь и чувствуя слабость в правой ноге, он поднялся и пересек ее. Его ступни глубоко погрузились в грязь и издавали чмокающие звуки, когда он вытаскивал их. Добравшись на четвереньках до противоположной стороны дороги, летчик выпрямился. Теперь он был вне поля зрения врага — во всяком случае, на данный момент.
Лес — теперь это была просто разбросанная повсюду куча полусгоревших деревьев — не был хорошим укрытием. Но пилот начал пробираться через него, обходя те места, где ему преграждали путь обугленные пни или груды обгоревших стволов. Делая это, молодой человек размышлял о том, что же произошло после того, как он потерял сознание. Он должен был умереть.
Что сорвало крышу с его кабины? Проблема была в самом самолете, конечно же. Должно быть, верхушка рубки ударилась обо что-то, когда биплан наклонился и отскочил от этого препятствия. В конце его изогнутого пути находился патрульный катер. Вероятно, «Ньюпорт» врезался в него и взорвался. Кларк должен был превратиться в студень от удара, а потом сгореть дотла от взрывающегося бензина.
Значит, за тот очень короткий миг, пока «Ньюпорт» рикошетом отскакивал от крыши баржи и врезался в патрульный катер, он успел катапультироваться из кабины пилота. Это само по себе было чудом, поскольку он был крупным мужчиной и с трудом втиснулся в эту кабину. Она сжала его так, словно он попал в гроб, построенный для безрукой женщины. Может быть, самолет «выплюнул» его, когда отскакивал от рулевой рубки баржи. А может быть, Сэвидж просто выпал из него, потому что фюзеляж развалился при первом же ударе. Когда он врезался в воду, то несся со скоростью не меньше ста миль в час. Он должен был быть расплющен, как будто ударился о бетонную стену. Может ли человек пережить такое? Доказательством того, что это все-таки было возможно — если бы он вошел в волу под правильным углом — было то, что теперь Кларк находился на суше и мог ходить. Конечно, падение в воду на такой скорости, после которого он остался невредимым, было лишь вопросом удачи.
К тому времени летчик уже углубился в лес, который больше не был лесом. Пробираясь через груды полуразвалившихся и почерневших от пламени стволов деревьев, переступая через одни и перепрыгивая на другие, он во многих местах оставлял за собой следы. Вскоре этот выкошенный лес остался позади. Перед юношей была такая же грязная дорога, как и первая, а за ней — еще один лес. Это место война не тронула, хотя многие деревья были срублены. Топлива во Франции не хватало, и деревья, которые остались бы расти в мирное время, теперь должны были погибнуть.
Тучи сгущались, полностью закрывая небо. Они были темными и сердитыми, а вдалеке из них вырывались молнии. Хлынул дождь — сразу стеной, без редких предупредительных капель. В то же самое время западный ветер ударил так, словно вырвался из мешка!
Сэвидж пересек дорогу, слегка наклонившись влево, чтобы не упасть под напором ветра. Если так будет продолжаться долго, дождь смоет его следы. Углубившись в лес, молодой человек укрылся под навесом песчаникового гребня у неуклонно поднимающегося ручья. Он снял перчатки, защитные очки, шлем и летный костюм, а потом стер носовым платком пленку с очков. После этого Кларк достал из кармана две плитки шоколада. Он был голоден, но эти плитки могли понадобиться ему позже. Лучше было пока не трогать их.
Положив шоколадки обратно в карман, он осмотрел свои раны, для чего ему пришлось раздеться. На голове у него были два неглубоких, но болезненных пореза, а лицо было изрыто крошечными ранками. Да еще наружную часть правого бедра слегка задело пулей. Кроме того, на правой икре у него виднелся смутный синяк в форме лезвия длиной около пяти дюймов, направленный вниз. Этот ушиб ослабил его ногу и заставил его слегка прихрамывать. Внутренняя часть его левого бедра около паха была разорвана — хотя и не глубоко — осколком или пулей. Правая рука оказалась сильно растянута и болела сильнее всего. Впрочем, шея болела почти так же сильно. Кроме того, у него были небольшие раны на спине и несколько на ногах. Его правый локоть был обожжен снаружи, как будто он с силой провел им по бетону, а тыльные стороны его ладоней покрывала засохшая кровь. Осколки снарядов пробили его тяжелые кожаные перчатки, и их крошечные раскаленные частицы обжигали кожу, остывая. Чуть выше левого колена Сэвидж выдернул осколок гильзы — треугольный, размером с десятицентовик. Вокруг никого не было, поэтому он позволил себе охнуть от боли, когда удалил этот осколок.
Несмотря на многочисленные раны, он потерял не так уж много крови. Его шлем и костюм были исправны, хотя он обнаружил в них четыре больших и дюжину маленьких отверстий. Он уже начал мерзнуть и задрожал еще сильнее, когда снова надел нижнее белье и носки. Речная вода проникла ему под одежду, и юноша промок насквозь. Только когда он полностью оделся и под толстой кожаной и меховой внутренней подкладкой летного костюма появилось тепло, он снова почувствовал себя немного согревшимся. Его ноги, обутые в подбитые мехом кожаные сапоги, все еще были ледяными. Несмотря на то что он перевернул сапоги и подержал их некоторое время вверх ногами, чтобы слить воду, в них оставалось еще много влаги.
Кларк снял кобуру, вынул из нее свой новый служебный револьвер — «Кольт» сорок пятого калибра — и вытер его одним из двух носовых платков, которые он носил с собой. Затем он осмотрел охотничий нож в ножнах, пришитых к правой ноге летного костюма. На лезвии, примерно в середине, было углубление — пуля или осколок попали туда и отскочили. Теперь Сэвидж знал, что послужило причиной синяка в форме лезвия на его правой икре. Если бы не нож, рана, возможно, была бы очень тяжелой. Но и синяк причинял ему довольно сильную боль.
Дождь лил как водопад: струи воды падали с кроны дерева над летчиком и били в землю рядом с его ногами. Он сомневался, что кто-нибудь, стоящий на другой стороне ручья, мог видеть его сквозь эту водяную стену. Тем более что небо теперь было сплошь затянуто очень темными тучами. Однако было ясно, что вскоре ему придется переместиться. Уровень воды в ручье поднимался так быстро, что примерно через двадцать минут у его ног должны были плескаться волны.