— Вы все варвары! — взревел Шизштаубе. — А вы, янки, хуже всех! Мразь! Ублюдки! Чистильщики сточных канав! Ублюдочные отпрыски дерьма гиены! Заткнитесь, или вы все окажетесь в одиночке!
— Для всех там места не хватит! — закричал кто-то. — А еще это незаконно!
Это, должно быть, был Ветчина Брукс.
Генрих с такой силой ударил адвоката хлыстом по бедру, что тот взвизгнул от боли и, пританцовывая, отступил на несколько шагов. Это вызвало у всех смех. Когда майор пришел в себя — лицо у него было таким красным, словно его вскипятили, — он погрозил хлыстом остальным пленникам.
— Я вам всем дам это попробовать! — прокричал он.
Кто-то завопил, изображая осла. Это, как понял Сэвидж, был Эндрю Мэйфэйр.
Затем отчетливо прозвучал его скрипучий голос:
— Это хлыст для верховой езды! Возьми лошадь, гунн!
За его словами последовала реплика Джонни Литтлджона. На этот раз он не употреблял громких слов.
— Возьмите хотя бы переднюю половину лошади! А задней вы будете сами! — крикнул ученый.
На этом все закончилось. Заключенные были заперты в бараках, им не дали ужина и велели лечь спать сразу же после наступления сумерек.
— Он, должно быть, думает, что мы маленькие дети, — сказал Обезьян.
— Надеюсь, нам хоть завтрак дадут, — вздохнул Джонни.
Он не просто выглядел все время полуголодным. Он действительно таким был!
Постепенно лейтенанту удалось узнать, для чего предназначалось каждое здание в лагере. Особенно его заинтересовала лаборатория фон Гесселя. Она находилась рядом с его домом и соединялась с ним крытой дорожкой. Попытки Кларка выудить у охранников информацию о том, что в ней скрывалось и с какой целью она была создана, ни к чему не привели. Его самый разговорчивый информатор — Ганс Кордтц — только пожал плечами и сказал, что там было много оборудования и химикатов, а также множество крыс и обезьян в клетках. Фон Гессель проводил в лаборатории много времени — слишком много времени, как все думали. Он редко появлялся на людях, разве что порой прогуливался по парку, иногда с графиней, опирающейся на его руку. Он позволил этому негодяю Шизштаубе управлять лагерем.
— Иногда, — рассказал Кордтц, — барон приходит в русский лагерь, чтобы посетить их госпиталь. Очень многие из русских больны. Каждый день умирают несколько человек. Они казались вполне здоровыми, когда их впервые привезли сюда — задолго до того, как привезли пленных союзников.
На самом деле лагерь был не достроен. Конечно, они в основном крестьяне. Не очень чистые, если не сказать больше.
— Хммм… — задумчиво произнес Сэвидж. — Я хотел спросить об этом раньше. Где они хоронят мертвых?
Ганс указал на вход в шахту.
— Там, в глубине, есть большое помещение. Они роют в нем могилы и засыпают трупы солью. Кроме тех, кого комендант препарирует. Мне сказали, что у него там есть еще и коллекция мертвых тканей. — Его передернуло. — Довольно отвратительно, если хочешь знать мое мнение.
Американцу эта дискуссия ничего нового не дала — он был скорее озадачен ею. Фон Гессель, казалось, был вовлечен во многие сферы деятельности. Вполне вероятно, что он был связан с немецкой разведкой или работал непосредственно на нее. В то же время он занимался какими-то экспериментальными биологическими исследованиями. А еще он был комендантом лагеря для военнопленных. Это был парень «с множеством горячих утюгов». Держащий пальцы в нескольких пирогах.
Несмотря на жгучее любопытство в отношении фон Гесселя, Кларк должен был сосредоточиться прежде всего на том, чтобы вырваться из лагеря Локи. До сих пор он так и не придумал, как ему выбраться оттуда тайком. Высокие меры безопасности, казалось, делали это невозможным. Кроме того, в отличие от других лагерей, в этом все было устроено так, что военнопленные не могли изготовить поддельную немецкую форму и поддельные проездные и удостоверения личности. Некоторых охранников можно было бы подкупить, чтобы они приносили пленным какие-либо вещи, но эти предметы должны были быть совершенно безобидными. Охранников обыскивали с раздеванием, когда они уходили в свои нечастые отпуска, а также после того, как они возвращались.
Единственно возможным быстрым инструментом квази-мгновенного выхода — как сказал бы Джонни Литтлджон — были железные трубы, которые качали воду из озера. Их было четыре: две в русской части лагеря и две в союзной. Их диаметр составлял примерно два фута. Сильный человек мог бы спуститься к озеру, держась за них, но их невозможно было обхватить руками.
Однажды Сэвидж высунул голову из-за края утеса, чтобы понаблюдать за этими трубами. В лицо ему ударил дневной ветер. Прищурившись от этого сильного потока воздуха, юноша увидел, что в скале прорезаны канавки и в них вставлены трубы. На трубы были надеты железные ленты, которые прикрепляли их к известняку. Даже если бы Кларку удалось спуститься по трубе, он все равно оказался бы в холодной воде, и ему пришлось бы проплыть несколько миль вдоль скалы, прежде чем он добрался бы до пляжа. И если бы он попытался спуститься с другой стороны, то обнаружил бы подобную ситуацию.
Охранники не приказывали ему отойти от края, пока он смотрел на трубы. Если он хочет прыгнуть, то удачи ему, посчитали они. А если бы они увидели, что он пытается спуститься вниз, то развлеклись бы стрельбой по живой мишени.
На краю утеса, в том месте, где трубы подходили к каменному полу лагеря, их окружала только колючая проволока. Она образовывала круглые двойные заборы, и трубы находились в центре этих кругов. Более того, примерно за двадцать футов до того места, где трубы достигали вершины, они изгибались и уходили в скалу, выходя затем на поверхность внутри ограждения из колючей проволоки. Чтобы добраться до трубы, человек должен был бы спрыгнуть с края обрыва и надеяться, что он сможет схватиться за трубу, а затем повиснуть на ней. Решиться на такой маневр можно было бы только в полном отчаянии.
Каждая пара труб вела к насосной станции. Если бы военнопленные смогли однажды ночью пройти мимо блуждающих прожекторов, собак и часовых, а затем ворваться на эту станцию и победить ее персонал, они смогли бы проникнуть в трубы. Правда, сначала нужно было отключить насосы, чтобы слить из труб воду. А кроме того, Кларку казалось совершенно очевидным, что к входному концу трубы будет приварена решетка. Он спросил об этом Ганса Кордтца, и тот в ответ только улыбнулся.
Надзиратель прекрасно понимал, что у Сэвиджа на уме, но не собирался сообщать об этом своему начальству. Он ненавидел Шизштаубе и не испытывал особой симпатии к фон Гесселю. Кроме того, если бы он настучал на американца, то лишил бы себя всякой возможности получить шоколад!
Сэвидж не отказался от идеи воспользоваться трубами, но решил, что надо изучить и другие способы и средства побега. Он еще не рассматривал для этой цели соляную шахту.
Своими планами побега Кларк поделился с Ветчиной, Обезьяном и Джонни.
— Мы все должны начать добровольно копать соль, — сказал он.
— Ты имеешь в виду работу? — одновременно выпалили Теодор и Эндрю. У обоих был такой вид, словно они только что попробовали на вкус какую-то гадость.
— Я имею в виду, что мы получим дополнительный паек и некоторые небольшие привилегии, — сказал лейтенант. — Я разговаривал с некоторыми из тех, кто работает в шахте, и они говорят, что их не слишком сильно притесняют. Кроме того, шахта может быть нашим единственным шансом выбраться отсюда.
— Ну, я не знаю… — протянул Ветчина Брукс. — Я там всю свою форму перепачкаю… а может, и порву. А мои руки… они станут мозолистыми. Ногти переломаются.
Его друг оглушительно расхохотался, а потом крикнул: